"Борис Шергин. Кроткая вода" - читать интересную книгу автора

Карбас грузен, а под парусом ходко бежит. Уж от берега верст за пять
были, и тут ветер стал чернеть. В корму поддаст шелоник, а в лицо ему веток.
Волна пошла несурядна. Кологреев правил волне вразрез, а правый борт накрыла
волна со встока. В каюте вода, в корме того больше. За помпы схватились -
помпы не действуют. У карбаса то нос в небо взлетит, то корма кверху. Что
тут делать? Надо воду лить, баб от реву унимать...
Парус не поспели обронить.
Бабы взвыли:
- Святитель Никола, убавь воды!
Мужики кричат:
- Ройте жито в воду!
Схватились мешки в море свистать, но той же минуты ветер стегнул в
парус, и суденко наше опрокинулось вверх дном, раз за разом, трижды. Сильно
страшно: вверх колодой переворачивало. И груз и людей единым мгновением
вымыло из карбаса, как сор из чашки.
О, коль тошно человеку водою конец принимать! Я, Афанасий Тячкин,
всплыл из-под карбаса возле самый борт. Карбас лежит на водах боком: мачта с
реей и парусом не дают ему обвернуться вверх колодой-килем.
Ухватясь за обшивку, я вытянулся за борт, а из-под карбаса вынесло
Мирона Кологреева. Я ухватил Мирона за волосы и подал руку. В тот же миг
карбасник наш, чая спасения, схватил Мирона за ногу, и толь несоблюдно, что
сдернул с ноги, с левой, сапог и унес в пучину моря.
Еще разом выстали из воды, возле карбаса, братишко мой Степка и Лукьян
Лгалов. Степка сам залягнулся ногами на сухой борт, а Лукьяна выудил
Кологреев.
Еще сколько-то держалась на водах Дарья Ивановна, грамотница из Кудьмы.
Сарафан широко спузырился и не дает тонуть.
Но не успели ахнуть, как она, махнув бахилами, исчезла в бездне.
И вот мы четверо посреди смертей многих. Пособить бы, да некак, помочь
бы, да нечем.
А нас, четырех, понесло вниз и к вечеру спустило до Летних гор. Несло в
великой нужде: карбас на боку, волна ударит, нас ледяной водой полощет,
зубов сцепить не можем.
Как вода пошла на прибыль, и наше суденко покорно плывет в обратный
путь. Верст за пятнадцать подносило к родному берегу. Видели Ненокотскую
вараку и белый Климент на ней. Тогда Кологреев говорит мне:
- Ты, Афоня, в грамоту горазд. На тебе шило. Напиши память.
Сроду этак никто не писывал, как я, - уцепясь ногами за борт, головой
вниз, рукой буква за буквой царапаю на обшивке. И о долгах было писано: кому
что отдать и с кого что взять.
Опять часы дошли, и кроткая вода понесла нас вниз, попутные воде летние
ветры управили карбас на середину моря. При конце убылых часов завидели
Терский берег. Там еще снег белел. Загорелась надежда зачалиться за льдинку
и вылезти на гору. Но ударил с Терских гор ветер, а теченье пошло на
прибыль... Нас понесло обратно и стало осаживать во всток, в Зимнее море.
Только глазами ели берег-то... Жажда нас томила.
Выудили льдинку, пососали: как полынь горька. И опять вздохнула грудь
морская. Прибыль сменилась на убылую воду. Палая вода стала нас осаживать
вниз, но несет ближе к земле, и находимся от берега в семи верстах. Однако
вешние воды с Двины садят о Зимний берег сильно и неодержимо. И мы сказали