"Борис Шергин. Пинежский Пушкин" - читать интересную книгу автора

Пушкина ненавидел, для того что Пушкин смала письмами да стихом властям
задосадил. Этот Перьвой Николай терпеть не может людей, которы звыше его
учены. Выговску пустыню, эко место знаменито, он сожгал. Укладывают с
Дантестом:
- Женку мы у его урвали, тепере надо самого убить. А не убить, дак от
него быть убитым. Кто его, смутьяна, хлопнет, тот у меня первым генералом
будет.
Этот кавалер побродяга была всемирна, бесстрашна. Всю жизнь с
пистолетами промышлял.
Пушкин этот заговор узнал, высказал Дантесту при народе:
- Мне с тобой говорить не с кем... Бесчестно мне о тебе рук марать, да
уж негде деться, выходи на прямой бой...
Тут была беда месяца января в двадцать девятой день. Белы снеги кровию
знаменуются. Не в городе, не в поле: в пусте месте четыре человека
приходили, четыре ружья приносили. Учинился дым с огнем на обе стороны. Где
Пушкин - тут огнем одено, где Дантест - тут как дым. Царски полаты
затряслися, царь с вельможами, по ямам сидя, выглянуть не смеют.
Кавалер-от был стрелять горазд, пустил пулю не в очередь, отшиб звезду
от месяца, убил соловья в саду. Упал наш Олександрушко, за елочку
захватился:
- Рости, рости, елочка, без верха; живи, живи, Россиюшка, без меня!
Ударила Пушкину пуля под сердце, прошла меж крыл. Пал на белы снеги,
честным лицом о сыру землю. Пал, да и не встал. Который стоял выше всех, тот
склонился ниже всех...
Кровь- то рекой протекла кругом града. Не могли семь ден из реки воду
пить.
...Он выкушал смертную чашу, зачал с белым светом расставаться:
- Прости, красное солнце; прости, мать сыра земля и все на тебе
живущие. Я в мире сем положен был как знамя на стреляние, летели на меня
стрелы от всех сторон. Мне в миру было место не по чину. Я неволей пил
горьку смертную чашу...
Жене сказал:
- Я устал, дак рад спокою-то. В день покоя моего не плачь.
Тут Давыдов псалмы, тут заунывное пение... Пушкин глаза смежил, а город
розбудился. Пушкин умолк, а в городе громко стало: "Пушкин в соборе лежит,
застрелен!..." К царю пристава летят:
- Народу в домах уж нет, все у Пушкина...
У Пушкина лицо светло и весело. Вокруг народное множество от мала до
велика. И все плачут с причетью:

Звезда восточна на запад ушла.
Жизнь пробежала, как речна быстрина.
Молодость прошла непомилована.
Жито пожато недозрелое!
Горе ходило под ручку с тобой.
Не мог ты от горя уехати...
Во гробе изволил вселитися,
От горя землею укрытися...

Чтенья не слышно во многом-то плаче. Царь в окно эти дни смотрит: