"Борис Шергин. Пушкин архангелогородский" - читать интересную книгу авторанауки выше теперешнего состояния можут вознестись, но в поэтах выше Пушкина
не будет. С папенькой мы не спорили, но нет сомнения, что и в новейшие времена такие же великие сочинители быть могут, да и подлинно есть, каковые в прежние времена бывали. ...Приходит весна, зеленеют поля, древеса одеваются новым листвием, а кого нет - того не воротит и весна. Папенька, пока был жив, имел намерение меня и сестру свозить в пушкинские места. Нет надежды на личное свидание, дак хоть на могилку уронить признательную слезу. Уж очень приятно было бы подивиться, что вот тут-то Пушкин уединялся для вдохновения, здесь принимал посетителей, здесь сочинял вдали от шумного света... В разлуке с предметом почитания и это служит немалым утешением. Старожилы Архангельска хорошо помнят барышень Генрихсен, двух сестер - Анну Эдуардовну и Марью Эдуардовну, "Аничку и Маничку Генрисовских". Марья Эдуардовна умерла, помнится, в 1922 году, ее старшая сестрица - несколькими годами раньше. Домик Генрихсен, построенный еще "папенькой" лет сто назад, и теперь красуется в Архангельске. Этот "папенька" был человек в некотором роде замечательный. Раннюю свою молодость - двадцатые, тридцатые годы XIX века - он провел в Петербурге, учеником аптекаря. Здесь каким-то образом имел возможность часто видеть Пушкина, страстно Пушкиным интересовался, артистически повторял манеру поэта говорить, его жесты, походку. Не раз удавалось юному аптекарю имитировать Пушкина в присутствии его самого. домом, женатый на архангельской горожанке. Дочери родились в это время. Умер этот очезритель Пушкина в летах преклонных, до конца интересуясь литературой, внушив любовь и вкус к поэзии в особенности младшей дочери, Марье Эдуардовне. В дни моей юности барышни Генрихсен были уже достаточно ветхи годами, но беспредельно молоды душой. Обе обладали даром слова, даром неутомимого общения с людьми. При этом Анна Эдуардовна была домоседка: любила встретить, принять, угостить кофейком. Марья Эдуардовна, массажистка по профессии, целыми днями "славила" по домам Немецкой слободы Архангельска. Никто лучше нее, подробнее и достовернее не знал городских новостей. Между собой сестры жили дружно. Вот о полдень пушка на Соломбальском острове возвестит адмиральский час. Ударят часы на городовой башне. Анечка, в шелковой наколке на седых кудрях, угощает Манечку обедом, тащит на стол обливной чугунок со щами. - Пожалуйста, не подумай, дорогая сестрица, что мне лень вылить щи в миску. Я затем подаю в цыгуне, что тебе кушать будет горячее. Марья Эдуардовна, вхожая во все дома, редкий день не бывала у моей тетки, такой же старинной архангельской кофейницы. Здесь нам, младшему поколению, рассказывала Марья Эдуардовна о своем "папеньке", который, бывало, "каждое слово Пушкиным закроет". В 1915 или в 1916 году гостившая у нас проездом на Пинегу артистка О.Э. Озаровская интересовалась пушкинским материалом Марьи Эдуардовны, в особенности пачками старинных дагерротипов и фотографий. Переписываясь затем с Озаровской в течение ряда лет, я нередко посылал ей образцы речи М.Э. |
|
|