"Борис Шергин. Слово о Ломоносове" - читать интересную книгу автора

мне: "Разумей читать книгу природы, живую грамоту. Подивися, как из малого
семени вырастает великий дуб. Поразмысли чудное устройство тела твоего:
глаз, орган тончайший хрупкого стекла, безопасно прибран в чашку костяную. И
ресницами от пыли загорожен; и бровями от поту со лба защищен".
Новые мысли, новые вопросы рождались в молодом уме. Бывая с отцом в
Архангельске, где жило много иностранцев, Михайло начал пытать у
многограмотных людей, нет ли таких книг, где бы протолковано было о дубах и
семенах, о звездах и о теле человека. Городские грамотеи отвечали, что о
звездах и о небе трактует наука астрология, а человеческим телом ведает
антропология купно с медициною. Сия последняя знает и о растениях. Потому
что "всяк злак на пользу человека...", кроме табаку... Науки эти все
заморские, изложены латинским языком.
- Латинскому языку где учат?
- В Москве, в Славяно-греко-латинской академии. Принимают детей
дворянского и духовного звания. Тебе, крестьянскому сыну, латыни не
нюхать...
- Ну... Сей день не без завтра...
Михайлушко любил природу и очень радовался, что цветы, и травы, и
деревья - это не только сено и дрова, но и наука этим занимается.
Недалеко от Холмогор, в деревне Вавчуге, крестьяне исстари занимались
постройкою морских судов. Здесь Михайло узнал, что и корабли бегучие
строятся, и мельницы стоячие ходят, и материна самопрялка кружится не так
просто, а по законам науки - механики и физики. Юноша пристрастился делать
модели кораблей и мельниц, придумал хитрые замки к амбару и житнице,
смастерил стенные часы с боем. Это увлечение сменилось страстью к
стихотворству по правилам грамматики Смотрицкого и по образцам старинного
поэта Полоцкого.
Отец, занятый промысловыми заботами и расчетами, а затем постройкою
каменного собора на селе, сквозь пальцы смотрел на "игрушки" сына:
- Слава богу, достаток имею, могу позволить единственному сыну и
побаловаться. Остарею, все на него опрокинется, не до книг будет...
Во всем покрывала детище и маменька-потаковщица. Но вот... "маменька
родимая, свеща неугасимая, горела, да растаяла. Жалела, да оставила"...
Василий Дорофеевич женился на другой. Мачеха, как зверь, ощетинилась на
Михайловы книги и бумаги. Юноша стал прятаться по соседям, читать ночью в
бане, при свете лучины. Мачеха ругалась, рот не запирала. Налетала и на
мужа:
- Вырастил книжника, еретика! Целу зиму на книге лежит! Ни по воду, ни
по дрова... Дармоедина!
- Пошто дармоедина?! Он на промыслах пособляет радетельно! А за книги
его два игумена о празднике хвалили.
- Вот! Они его и сманят в пустыню. Они на дешево лакомы. А
татенька-родитель посиди без работника... Поил-кормил двадцать лет...
- Михайло не в попы... Он цифирь, рихметику каку-то выкладывает...
- Вот! Я и говорю! Пойдет ли банна жихоня в попы?! Ночью в бане сидит,
по книге волхвует... Оборотень!
Наедине отец пенял сыну:
- Горе на меня твоя грамота! Она попам нужна, чтобы в службах не
сбиться. А деловому человеку при здравом уме и твердой памяти грамота все
одно что костыли при здоровых ногах. Я неграмотен, да памятен, и в голове