"Борис Шергин. Слово о Ломоносове" - читать интересную книгу автора

астрономия, ни иные науки, объясняющие природу и ее явления, в школе не
преподавались.
Конечно, пытливый и живой ум везде находил себе пишу. Библиотекарь и
ключ отдал ревностному любителю наук: "Начитаешься, дак закрой! А я ужинать
да спать!..."
Между тем житье-бытье в школе было скудное и суровое. Пища грубая;
посты строгие: кроме хлеба звено рыбы, чаша квасу... А дома у отца нищим
пирогами подавали... Холмогорцы-обозники ежегодно привозили письма от отца.
Отец звал домой неотступно: "Воротись, дитя! Я остарел... на кого брошу дом
и промыслы, нажитые потом кровавым... Воротись, дитя! Лучшие люди отдадут за
тебя своих дочерей..."
Сытой, богатой жизнью соблазнял отец, а сын, хотя и хлеба от обеда к
ужину не оставалось, наук не бросил. Еще пасмурно, неясно, неустроенно было
все вокруг, но в туманных далях житейского моря ярко и призывно светил свет
науки. Туда, не оглядываясь, управлял Михайло корабль своей жизни.
Отец ректор однажды, положив иссохшую десницу на Михайлины соломенные
кудри, сказал:
- Преуспевай, остроумец, я на тебя надеюсь!... Однако наш остроумец,
как ни старался, не мог выжать из славяно-греко-латинских фолиантов никаких
любезных сердцу сведений по физике, естествознанию, математике. До Михаила
доходили слухи, что "в Европах новые науки давно пришли в явление. Для
физикус и химикус сфундованы стеклянные палаты...". Об Европах мечтать было
нечего, но Михайло начал собирать сведения насчет Петербургской академии.
Питерских затей в Москве не признавали, и отец ректор, сделав скучное лицо,
говорил: "Академия основана там без году неделя. Петр Алексеевич опару
поставил, да тесто что-то худо подымается... Сидят, надувшися, немецкие и
шведские персоны. При них университет сущие казармы: семеро капралов при
одном рядовом. Советую тебе в рассуждении наук опробовать Киев. Там
учреждено иное и на польский образец, во вкусе новых времен... Благословляю
тебя на годичное там пребывание..."
Как пчела за медом, полетел Михайло в Киев. Но оказалась верна
присказка: "Жернова говорят - в Киеве лучше, в Киеве лучше, а ступа
говорит - што тут, што там; што тут, што там!..."
Киевская школа отличалась от московской только тем, что была старше лет
на сотню, книги здесь были толще да мантии у профессоров-монахов длиннее. И
читали они студентам из века в век одну и ту же славяно-греко-латинскую
премудрость. Точных новых наук наш взыскатель и здесь не нашел. Воротился в
Москву раньше срока.
Пребывание в московской и киевской школах было для будущего ученого и
поэта драгоценно в тех отношениях, что он великолепно усвоил здесь языки и
литературы греческую и римскую, изучил классическую философию и логику.
Философия содержит начала всех наук. Логика учит правильно мыслить. И
во всех сочинениях Ломоносова, которые он потом написал по разным отраслям
знания, поражает нас отчетливость, стройность и последовательность мысли.
Этому научился он в Москве.
А в Москву наш непоседа поторопился не напрасно. Здесь поджидала
радость. Как достойнейшего, начальство избрало его к отправке в Петербург, в
новооткрытую гимназию.
Петербургская академия наук и при ней университет с гимназией были
основаны Петром Первым для распространения и умножения в России нового