"Борис Шергин. В относе морском" - читать интересную книгу автора

к тому ли, к другому берегу прикачает.
До вечера ни единым словом меж себя не перещелконули.
Ночь передремали, утром по окольным льдинкам с полдесятка зверя нашли
убитого, тюленины пожевали: душная она, рвало нас. Заместо воды - снег. А
тюленьи тушки - и постель и окутка.
На другой день показало Летние горы. Лодкой достали бы берега...
На третий день мы наревелись - жаланненьки Зимние горы в глазах были.
Чалились мы за лед, всяко к берегу прибарахтывались. Да где тут!...
Потом трое сутки - лед, да небо, да вода. Лед, да небо, да вода...
Всего семь дней, семь ночей в Белом море кружало.
Дале туманами шли сутки, не знали где. А ночь привелась звездна, по
звездам прочитали, что шествие льда - на полночь, в океан. Опять Олексишко
воет, опять на меня тоска, опять Егор утешает:
- Еще не тужите, еще не конец, еще не смерть! На свету Горлом
беломорским пойдем, должны нас с маяков оприметить.
Утро серое взялось со снегом. Влево Лопский берег чернел. Мы до сумерек
кричали. На пику рубаху повесили, махали. Никто не услышал, никто не увидел.
Только нерпы в воду булькают. Брат лысуна заколол, в распоротом брюхе ноги
грели.
Мы с братом каждый про себя знали, что, чем скорей замерзнуть, тем бы
краше, но ради парнишки показывали вид надежды.
В Горловине заторами неволило нас пять ден. А лед мелок, не несет
человека. Беда беду родит: ноги натекли, у рук персты опухли, с тюленины
душу воротит, знобит - все бы спал. Докучаю брату:
- Это конец. Цинга пришла, черна смерть...
Он как стукнет меня по шее:
- Это простуда! Еще не смерть, еще не конец!
На двенадцаты сутки бедствия вынесло нас в Ледовитый океан. А нам все
одно - только бы крепче заснуть. И уснули бы вечным сном, да двинуло торосом
становым. Наша льдина лопнула. Тут разбудились, прянули на ноги:
- Егор Иванович, что велишь?! Он огляделся: во все стороны развеличился
окиян-батюшко...
Снял наш юровщик шапку и выговорил:
- Брат, племянник!... Смерточка пришла! Подает из сумки сверток мне,
парню, себе:
- Хранил для торжественного дня. Сей день приходит.
Развертываем. У каждого рубаха смертная долгая, саван с кукулем, венец
на голову, лестовка полотняная.
Я заплакал, кланяюсь:
- Благодарствую, братец Егор Иванович, что подумал да позаботился,
срядил нас в жизнь бесконечную. А Олександр недоумевает:
- Дядя, разве ты знал, что мы помрем?! Брат говорит:
- Дитя, вековечной это поморской обычай - смертную одежду в море брать.
Умылись мы, волосы, бороды расчесали, обрядились в рубахи, в саваны, в
венцы. Поклонились под южной ветер в родиму сторонушку, с желанными
простились.
Великим падежом пал Олексишко да запричитал:
- Мила моя матушка, знаешь ли, что сына во гроб наладили? Желанная
невеста Катенька, осталась у нас с тобой игра не доиграна! Дорогой подруг
Герман Олегович, песенка наша не допета!