"Томас Шерред. Попытка" - читать интересную книгу автора

начала ее вполне хватало. Прежде всего мы присмотрели подходящее здание -
вернее, присмотрел его Майк, потому что я на месяц улетел на восток, в
Рочестер. Майк снял помещение бывшего банка. Мы распорядились заложить
окна в зале, обставили контору со всей возможной роскошью (бронестекло
было моей идеей) - аппарат для кондиционирования воздуха, портативный бар,
электрооборудование, какое только мог пожелать Майк, и
блондинка-секретарша, которая считала, что служит в экспериментальной
лаборатории крупной электрической компании. Вернувшись из Рочестера, я
взял на себя руководство каменщиками и монтерами, а Майк прохлаждался в
номере, который мы сняли в первоклассном отеле, откуда ему был виден его
бывший кинотеатр. Насколько мне известно, там затем была открыта торговля
патентованными лекарствами на змеиных ядах. Когда "студия", как мы
окрестили наше новое владение, была отделана, Майк перебрался туда, а
блондинка приступила к выполнению своих обязанностей, которые
исчерпывались тем, что она читала романы о любви и говорила "нет" всем
коммивояжерам и агентам самых разнообразных фирм, являвшимся предложить
нам свой товар. Я уехал в Голливуд.
Мне пришлось неделю рыться в Центральном архиве, прежде чем я нашел
все, что мне было нужно, а чтобы раздобыть камеру, работающую на пленке
"Труколор", потребовался месяц разнюхивания и взяток. Зато теперь я мог
быть спокоен. Когда я вернулся в Детройт, из Рочестера уже прибыла большая
панорамная фотокамера и целый вагон цветных фотопластинок. Можно было
начинать.
Мы обставили это самым торжественным образом: закрыли жалюзи, и я
пустил в потолок пробку одной из припасенных мною бутылок шампанского. На
блондинку-секретаршу это произвело большое впечатление, тем более что она
по-прежнему отрабатывала свое жалованье, расписываясь в получении ящичков,
ящиков и контейнеров. Бокалов у нас не было, но мы прекрасно обошлись без
них. Мы оба испытывали такое нервное возбуждение, что нить больше не
смогли, и подарили остальные бутылки секретарше, сказав, что на этот день
она может считать себя свободной. Когда она ушла (по-моему, несколько
расстроенная тем, что веселое празднование оборвалось в самом начале), мы
заперли за ней дверь, перебрались в студию, заперли внутреннюю дверь и
взялись за работу.


Я уже упоминал, что окна студии мы заложили. Внутренние стены были
выкрашены тусклой черной краской, и благодаря высокому потолку - ведь
прежде это был зал банка - впечатление создавалось внушительное. Но отнюдь
не мрачное. В самой середине зала была установлена кинокамера, заряженная
и готовая к съемке. Она заслоняла аппарат Майка, но я знал, что он стоит
сбоку, настроенный так, чтобы изображение появлялось у задней стены. Да,
именно у стены, а не на стене, так как изображение проецировалось в
воздухе, точно скрещивались два прожекторных луча. Майк открыл крышку, и я
увидел ого силуэт на фоне чуть освещенных циферблатов.
- Ну? - спросил он нетерпеливо.
- Здесь ты командуешь, Майк, - сказал я.
Щелкнул выключатель, и перед нами возник он - гоноша, живший две с
половиной тысячи лет назад. Возник во плоти. Александр. Александр
Македонский.