"Жак Шессе. Последнее бабье лето ("Двойник святого") " - читать интересную книгу автора

Меня охватило радостное чувство. Пришлось сдерживаться, чтобы не
броситься к окну, к которому протягивали свои ветки деревья.
- Это твой выбор, - проговорил я как можно мягче.
- Так надо. Не я решаю.
Предчувствие охватило меня. От того ли, что тон, каким она произнесла
эти слова, был более безразличный, чем требовалось в такую минуту, или же я
увидел в ее лице нечто застылое, некую недвижность черт, похожую на маску,
которая отталкивала меня?
Я повернулся к ней и стал ее разглядывать, с тревогой подмечая
отсутствующий взгляд, бледность и окоченелость лица.
- Прости, - испугавшись моего удивления, попросила она. - Мне надо было
сказать: не нам решать. Так вернее. И больше соответствует тому, что
происходит с нами.
- Дело в Матьё?
- Да, в нем. Я ухожу.
Словно речная гладь сомкнулась над брошенным камнем: его больше не
видно, и даже неизвестно, существовал ли он вообще на белом свете.
Она собрала свои пожитки, мы побыли некоторое время вместе перед тем,
как расстаться. Она не пожелала воспользоваться моей машиной.
- Возьму такси, - тем же безразличным голосом ответила она на мое
предложение.
Шофер подхватил ее чемодан, клеенчатую сумку, она села сзади, хлопнула
дверцей, и такси уехало.
20 декабря мне удалось отговориться от всех приглашений к праздничному
рождественскому ужину, которые я получил. Никого не видеть, никому ничего не
дарить, ничего ни от кого не получать: какое счастье и покой, которые мне
приходится каждый год в это время отвоевывать. Никаких женщин. Осталось,
правда, воспоминание о Габриель, которое слегка тревожило меня, кое-что мне
напоминало ее запах, ее бессильные слезы о невозвратимой утрате. Но я высоко
ценил то счастливое состояние, которое обрел, освободившись от немногих
цепей, ставших слишком тяжкими для меня, понимая, что виноват перед Габриель
тем, что не стал ей опорой в ее горе. Я гнал эти мысли, как сны.
24 декабря под конец утра повалил снег, и к полудню лес, холмы и вся
округа оделись в ровный и сверкающий наряд. Я открыл окно, выходящее в
бухту: небо было серым, снегопад прекратился, вместе с криками ворон и шумом
моторов, приглушенными легкой дымкой, поднимавшейся из долины к подножию
белого леса, ворвался воздух.
Только я собирался посмотреть по телевизору часовые новости, как
зазвонил телефон. Разве не отвечать? Но как-никак это было Рождество, и
боязнь причинить боль кому-то, кто хочет мне что-то пожелать... Я взял
трубку. Сперва там молчали. Затем по одному лишь восклицанию я узнал голос
звонившего.
- Слушаю вас, Миллиган. Что вы хотите?
- О, ничего. Я ничего не хочу.
Ужасный американский акцент. Очень низкий, медленно выговаривающий
слова голос. К тому же простуженный. Голос человека, который не спал и
намеревается пошутить.
- Вы меня слушаете? Габриель умерла.
- Умерла? Вы шутите.
Но я тут же понял, что он говорит правду, что это в порядке вещей: и