"Олег Николаевич Шестинский. Звезды под крышей (сборник новелл) " - читать интересную книгу автора

Вечером она грустно обняла мальчика я протянула ему коржик. И мальчик
так растерялся, что не хотел его брать. А потом схватил коржик, бросился к
буфету и большим хлебным ножом разрубил его на четыре части - две матери и
бабушке, одну - себе, а одну - Исааку, товарищу, который умирал.
Мать взяла свою долю, перепутала мальчику волосы и сказала каким-то
незнакомым голосом:
- Ну что же... Так и живи...


8. Смерть Исаака

Исаака я встречал все реже. Мы виделись иногда во дворе, когда он носил
уголь для печи, а я дрова.
Я помню, как, приплясывая, бегал Исаак с полным ведром угля довоенной
зимой. Жильцы на него кричали, потому что он поднимал угольную пыль и она
оседала на сушившееся белье. Исаак вежливо извинялся - он вообще был среди
нас самым вежливым - и уверял, что как только белье высохнет, угольная пыль
сама собой отскочит.
Я не спрашивал, как Исаак себя чувствует теперь. Я смотрел при встречах
в ведро. В конце осени он еще продолжал носить ведра, полные до краев, но
уже не бегал, а ступал тяжело, слегка сутулясь и перехватывая ведро время от
времени другой рукой. Когда выпал первый снег, он стал носить по три
четверти и отдыхал на каждой площадке. Потом не больше половины и отдыхая
через каждые пять - семь шагов.
Я встретил его перед Новым годом. На дне ведра лежал уголь. Исаак так
изменился, что встреть я его на улице - не узнал бы. Единственное, что
напоминало прежнего Исаака, - это были очки. Но глаза за стеклами очков
потеряли свой блеск, энергию, и черными они были не потому, что Исаак
родился с такими, а от усталости и большого горя. Так казалось мне.
- Помочь? - сказал я.
Он ничего не ответил, только посмотрел грустно. Лестница была насквозь
промерзшая и гулкая. Через каждые две ступени мы ставили ведро, и глухой
стук взлетал вверх, как будто кто-то тяжело бил в колокол. Дошли до дверей.
- Ну вот и все, - сказал Исаак, и я испугался его слов: они были
непростыми, в них был свой смысл.
Исаак вошел в темный коридор. Он не закрыл дверь, и я видел, как
исчезал он в глубине коридора. Наконец я уже перестал его видеть и только
слышал, как скрежещет ведро, задевая за стенку.
Через несколько дней Исаак умер. Он лежал на диване, уже запеленатый в
белую простыню. Лицо у него сделалось маленьким, с кулачок, и я никак не мог
привыкнуть, что Исаак без очков. Навязчивая мысль: почему с Исаака сняли
очки? - не выходила у меня из головы.
- Почему не хоронят в очках? - спросил я Димку, и он посмотрел на меня,
как на ненормального.
Потом Исаака положили на санки. И то, что лежало на санках, уже трудно
было назвать Исааком. Мы с Димкой везли санки, объезжая бугорки и ямки. За
санями бежали от полозьев две четкие ровные полосы. Мы везли и ни о чем не
думали и не оглядывались.