"Павел Александрович Шестаков. Остановка (Повесть) " - читать интересную книгу автора

стену: "Приносить и распивать... запрещено".
- Ну и что? - активно возразил оживленный предвкушением Женька. - А
ты положи. На тарелочку огурчик. Или сырок.
- Не положено... - Он снова развернулся в мою сторону. - Знаешь
анекдот? Встретились двое. Один говорит: "Давай выпьем". А другой: "Мне
врачи запретили". А тот: "Ну и что? Мне тоже запретили. А я дал
четвертак - разрешили!" Слыхал? Ха-ха-ха!
- Я не хочу пить, Женя.
- Обижаешь! Обижаешь. Я ведь из училища чудом спасен. И Веруню
обижаешь. Она женщина славная. Видимо, уже стеклотару приготовила. Правила
нарушает, а дело доброе делает. Ради нас. Такого человека обижать нельзя.
Через минуту стаканы были у него в руках.
- Так и быть. На донышко, каплю. Символическую.
Действовал он, однако, вполне реалистично, и я едва успел удержать
его руку над стаканом.
- Я не буду пить, Женя.
- Ну, смотри. Была бы честь предложена, - уступил он ворчливо. - Дело
хозяйское. Хозяин - барин... Надеюсь, мне позволишь?
- Хозяин - барин, - повторил я его слова.
- Вот-вот, - тут же снова приободрился Женька. - Я сегодня в барыше.
Шедевр настенный завершил. В детском садике. Так сказать, Дионисий
двадцатого века. И потому имею право.
И Перепахин с удовольствием проглотил свою отнюдь не символическую
дозу.
"Имею право..." Ведь так и Вадим говорил. Да что они, с ума
посходили? Один на полпути, другой явно у финиша..."
Я отчетливо видел склеротические жилки на Женькином лице, издали
создающие обманчивое впечатление бодрого румянца.
- Хорошо пошла, - сказал он, закусывая плавленым сырком. Огурчика у
Веруни не нашлось. - Ты не представляешь, брат, как хорошо на воле. Когда
на меня оковы надели, свет в овчинку показался. Песня вспомнилась: "В
тюрьме он за правду страдал". Вот так поем, а не вникаем. А на собственной
шкуре другой переплет.
- Вряд ли тебе грозило что-то серьезное.
- Ха-ха! Не скажи!
- Ты же не был виноват.
- Это игра судьбы. Граф Монте-Кристо тоже не был...
- Графа враги погубили. А у тебя...
- Графа друзья погубили, - перебил он.
- Разве у тебя есть такие коварные друзья? - спросил я в шутку, но
вообще-то шутить не хотелось... Хотелось распрощаться побыстрее.
- А про это никому не дано знать. Что ж с милиции спрашивать? У них
служба. Улики, отпечатки всякие. Вот и доказывай, что ты не верблюд. Кто
тебя услышит, разве жена, да и то если не на базаре, а близко.
- Однако услышали.
- Потому и пью.
И он быстро плеснул в стакан новую порцию.
- Да, брат, перетрусил я. Не скрою. А как не струсить? У меня дети.
Сам видел.
Я вспомнил, что дома он храбрился. Ради детей, наверно. А Перепахин