"Иван Михайлович Шевцов. Бородинское поле " - читать интересную книгу автора

По просьбе Макарова-отца начальник училища разрешил курсанту в порядке
исключения уволиться до 22.00, то есть на весь день.
Когда они вышли за ворота училища, Глеб подумал: куда идти? Это был не
простой вопрос. Их встреча могла оказаться последней - Глеб это отлично
понимал, - поэтому предоставленное им время надо было использовать так,
чтобы эта встреча навсегда осталась в памяти сердца.
Глеб Макаров любил Москву, как он считал, особой, неповторимой, лишь
ему одному доступной любовью. Москва для него была не просто городом, где он
родился, где прошли его детство и юность, Москва была частицей его сердца. И
чем дальше он от нее находился - в степях Забайкалья или в лесах
Белоруссии, - тем острее он это чувствовал. Москва жила в нем самом, как
душа, постоянно, неизменно, всегда.
Когда Слава был маленьким, Глеб, приезжая с семьей в отпуск в столицу,
водил сына по Москве, показывал и рассказывал то, что было близко и дорого
ему самому. Мальчик слушал с интересом, с обычным детским любопытством,
которое быстро иссякало. Он уставал, и Глеб с досадой думал: нет, ребенок не
может чувствовать того, что чувствует взрослый. И вот Святослав, можно
сказать, уже взрослый. Надо показать ему Москву.
Было тревожно и даже боязно: а вдруг не поймет, не почувствует того,
что чувствует он, Глеб Макаров?
День стоял ясный и сухой, одетый в прозрачную дымку уходящего августа.
Многомиллионный город, уже почти прифронтовой, казалось, жил обычной своей
жизнью, внешне сохраняя спокойное достоинство и выдержку. Так казалось
неискушенному глазу. Правда, на улицах военных было, пожалуй, не меньше, чем
гражданских, в парках и на бульварах бегемотами лежали туши аэростатов
воздушного заграждения. Днем они "отдыхали", а по вечерам поднимались в
черную высь сторожить московское небо. На крышах высоких домов стояли
пулеметы, а на окраине города, на шоссейных магистралях, щетинились сталью
противотанковые надолбы. Многие здания были нелепо разукрашены, точно на них
набросили маскировочные халаты. Глядя на этот камуфляж, Глеб подумал: этим
делом и занимается рвущийся на фронт его зять - архитектор Олег Остапов.
Отец и сын шли по Москворецкому мосту в сторону Кремля. Глеб сказал:
- Давай, сынок, постоим здесь. В юности я любил подолгу стоять на мосту
и любоваться Кремлем. - Они вошли в каменную нишу, стали, облокотясь на
прохладный бетон, и Глеб продолжил: - Отсюда Кремль какой-то особый,
монолитный. Его схватываешь целиком, весь.
Сын молчал. Он сосредоточенно смотрел на множество золотых солнц,
которыми казались купола кремлевских церквей, на Большой Кремлевский дворец,
похожий на пароход юношеских грез. На звездные башни, венчающие
неприступно-строгую зубчатую стену. Глеб вспомнил, как в юности, стоя на
мосту и глядя прикованным жадным взглядом на Кремль, он ощущал
необыкновенный подъем души, какой-то внутренний взлет, блаженство и полноту
бытия. Что чувствует сейчас этот молчаливый, стройный, высокий юноша, одетый
в военную форму, - его сын, его надежда и будущее?.. Спрашивать было глупо,
а Святослав молчал. Потом повернул голову в сторону Арбата, устремил взгляд
на высокую башню Наркомата обороны, то ли спросил, то ли сказал
утвердительно:
- Завтра ты пойдешь туда. И тебе дадут назначение. Как ты думаешь -
опять командиром артполка?
- Возможно, - ответил Глеб, не чувствуя ни досады, ни сожаления от