"Иван Михайлович Шевцов. Голубой бриллиант" - читать интересную книгу автора

называл залом, где на подставках разной формы и размера размещались его
работы, в основном отформованные в гипсе. На самом почетном месте на изящной
подставке, купленной лет пятнадцать тому назад в "комиссионке", стоял
мраморный портрет Ларисы. На него-то сразу обратила внимание Инна. Пока она
рассматривала работы скульптора, Иванов неназойливо рассматривал натурщицу.
Освободившись от модных доспехов - шапки-гнезда и пальто-мешка, Инна приняла
свой прежний приятный вид. Короткое черное, с золотистыми блестками платье,
плотно облегающее ее гибкую фигуру, подчеркивало игривые круглые бедра и
стройные точеные ноги. Глубокий вырез платья обнажал белоснежную шею,
украшенную маленьким крестиком из голубой финифти на золотой цепочке. С
видом профессионала-знатока и ценителя искусства Инна критически
рассматривала фарфоровые статуэтки, изображающие юных купальщиц, обнаженные
женские торсы, сработанные в дереве, портрет военного моряка, композицию из
двух солдат-фронтовиков на привале; она то отходила от скульптуры, то снова
приближалась к ней вплотную. Кофейные глаза ее оттененные зеленоватой
дымкой, то щурились, то изумленно трепетали длинными надставными ресницами.
Черные гладкие волосы с тяжелым узлом на затылке отливали синевой и хорошо
контрастировали с ярко накрашенными беспокойными пухлыми губами.
"Благодатный материал для живописца", - подумал Иванов, продолжая наблюдать
за натурщицей и отмечая про себя: "Самоуверенная особа, должно быть,
избалованная, властная и ненасытная в постели".
Обойдя все выставленные работы, Инна возвратилась к портрету Ларисы,
спросила, не поворачивая головы:
- Кто эта девушка?
- Этой девушке сейчас шестьдесят.
- И у вас ее не купили?
- Собственность автора. Продаже не подлежит, - дружески улыбнулся
Иванов и, перейдя на серьезный тон: - Что ж, приступим к работе?
Он пригласил Инну в другую, такую же просторную рабочую комнату, которую
он называл "цехом". Здесь на полу, заляпанном гипсом и глиной, в беспорядке
лежали небольшие блоки белого мрамора, толстые кругляки дерева, мешки с
гипсом; в большом ящике громоздилась гора глины, покрытая целлофаном. Тут же
на вертящейся треноге стоял закрытый целлофаном еще незаконченный портрет
генерала. Рядом невысокий помост, сооруженный из ящиков. На нем стояло
вертящееся кресло, своего рода трон для "модели". Как немногие скульпторы,
Иванов лишь в исключительных случаях пользовался услугами форматоров и
мраморщиков. Все делал сам: формовал, рубил в камне, в дереве. Особенно
любил он работать в дереве: ему нравилась теплота и податливая мягкость
материала, творя обнаженное тело, он как бы ощущал его дыхание, живую плоть.
У стены на длинной полке толпились сделанные в пластилине эскизы
человеческих фигур, почти все обнаженные и в основном женские. Иванов
дотронулся рукой до одной из них, сказал:
- Вот над этой мы с вами, Инна, будем колдовать.
Композиция изображала обнаженную девушку, сидящую на камне-валуне -
очевидно, у моря - с цветком ромашки в руке. На цветке остался последний
лепесток. Взгляд девушки устремлен в даль морского горизонта, туда, где
затаилась ее судьба, ее будущее, любовь и мечта. Как узнать ее, как
разгадать? Поможет ли простенький неприхотливый цветок? "Если б ромашка
умела все говорить, не тая..." Строка из популярной песни прошлых лет навела
Иванову композицию будущей скульптуры.