"И.М.Шевцов. Любовь и ненависть (Роман) " - читать интересную книгу автора

неделями, а то и месяцами воет, как голодный волк, над нашим маленьким
поселком, продувая насквозь деревянные да и кирпичные домишки, сбившиеся в
беспорядке на неровном скалистом берегу. В такие времена в море "черти
женятся": ни один корабль не выходит из гавани и почта не приходит
долго-долго...
А знаете ли вы, что такое северное сияние или короткая, как магниевая
вспышка, весна в тундре! А птичьи базары и незаходящее солнце в июне! Но обо
всем этом потом, когда время придет, а сейчас над нашим поселком Завирухой
стоит глухая ночь. Вот уже больше месяца, как мы не видели солнца. И все это
время в домах и на улице горит электричество. В половине двенадцатого
начинает светать. Низкое небо становится мутным. Мелкая пороша, точно пыльца
цветущей ржи, висит над холодными скалами. В два часа уже темно.
Я командир противолодочного катера. Мой корабль стоит у пирса вторым. На
нем я провожу почти все время. Живу я в маленькой и низковатой для моего
роста каюте. Приходится слышать безобидные шутки товарищей: с такой
комплекцией только на линкоре плавать, и то не иначе, как в должности
командира корабля. На берегу у меня нет жилья: пока с квартирами у нас туго.
Мы проводим занятия и тренировки на стоянке. В море выходим редко. Часто
у нас бывает командир базы контр-адмирал Дмитрий Федорович Пряхин. Два года
назад его перевели сюда по собственной просьбе. Живет он большей частью
один. Жена его приезжала сюда из Ленинграда всего два раза, и ненадолго. О
дочери его Ирине, которую я называю своей первой любовью, знаю лишь, что она
вышла замуж за моего товарища по училищу Марата Инофатьева и теперь вместе с
мужем живет где-то на юге, в небольшом приморском городишке. Словом, ничего
я о ней, к огорчению своему, не ведаю. Меня не однажды подмывало заговорить
об Ирине с Дмитрием Федоровичем, но, должно быть, врожденная робость всегда
останавливала.
Контр-адмирал относился ко мне покровительственно. Кажется, что он видел
во мне свою молодость и потому любил меня.
Среди моряков он слывет добродушным папашей, никогда не повышающим
голоса и не употребляющим тех соленых словечек, которыми иногда любят
щегольнуть некоторые начальники. С людьми он добр, но требователен. Не шумит
по пустякам, не создает той нервозной обстановки, в которой человек обычно
теряется, утрачивает инициативу, самостоятельность и решительность. С
провинившимися он умеет разговаривать как-то по-особенному проникновенно,
так, точно на исповеди находишься. К морю имеет особое пристрастие. Кажется,
немного у нас было выходов без него. Придет на корабль, сядет на мостике,
скажет командиру: "Меня здесь нет, действуйте самостоятельно, по своему
плану". И так до конца занятия ни во что не вмешивается, голоса не подает,
точно на самом деле его нет. Зато уж потом, на разборе, припомнит малейшие
упущения и ошибки. И если пожурит, так это на всю жизнь запомнится. Мне
думается, людей он знает и видит насквозь.
Однажды командир дивизиона собрал нас в штаб. Это было обычное служебное
совещание. Дмитрий Федорович появился неожиданно. Командир дивизиона подал
команду. Мы все встали, приветствуя адмирала. Он поздоровался, потом отыскал
взглядом моего помощника Егора Дунева, подошел к нему, протянул руку.
- Поздравляю вас, старший лейтенант, с днем рождения, желаю удач,
больших и малых. А это вам на память. - Он подал Егору красивый футляр с
бритвенным прибором и добавил с обычным своим простодушием: - Знаете, чем
эта штучка хороша? Можно бриться каждый день.