"Иван Шевцов. На краю света (Повесть) " - читать интересную книгу автора

дуновения северного ветра, пригнавшего от полюса темно-синюю рыхлую тучу.
Она быстро набухла, раздалась, закрыла собою небо, запорошила белыми
мотыльками, точно хотела напомнить нам, что впереди еще морозный март,
снежный апрель и что живем мы в краю холодов и метелей.
Был воскресный день, матросы отдыхали. Одни на катке, другие на лыжах,
третьи в кино ушли, а я после встречи солнца решил в одиночку побродить по
окрестностям Завирухи на лыжах. Хотелось хотя бы на часок отрешиться от
нелегких забот нашей повседневной службы и остаться наедине со своими
мыслями и чувствами. Встреча с Василием Шустовым, короткий разговор с ним
разбудили в душе и памяти приятные воспоминания о быстро промчавшейся
юности, о годах, проведенных в Ленинграде, о прожитом и пережитом, которое
теперь, на расстоянии, казалось ярче, отчетливей и проще.


ГЛАВА ВТОРАЯ

...Мы толпимся у массивной двери, на которой несколько повыше
сверкающей медной ручки висит дощечка с надписью: "Приемная комиссия". Там,
за дверью, решается наша судьба, и каждый из нас, кандидатов в Высшее
военно-морское училище, с волнением ожидает, когда и до него дойдет очередь
предстать перед комиссией. Каждый пытается сейчас мысленно проникнуть в
просторный кабинет, где за длинным столом сидят бывалые моряки, капитаны
всех рангов во главе с адмиралом, и представить, что и как там происходит.
Мы разговариваем вполголоса, прислушиваемся. Но за дверью ничего не слышно.
Всей стаей жадно набрасываемся на выходящих из кабинета:
- Ну как?
Отвечают по-разному. Одни безнадежно машут рукой и отводят в сторону
взгляд, другие неопределенно пожимают плечами, третьи сдержанно улыбаются,
должно быть уверенные в удаче.
Но точно никто ничего не знает: списки зачисленных в училище будут
вывешены завтра...
Нас вызывают по алфавиту. Я знаю: моя очередь последняя. В школе ребята
завидовали мне: я был последним в классном журнале, и меня действительно
учителя спрашивали реже других. Сейчас же мне досадно, что тягостное
ожидание продлится еще долго.
Нас становится все меньше. Вот вышел долговязый белобрысый юноша. В
списке он был предпоследним. Лицо у него бледное. Он хочет улыбнуться, но
улыбка не получается. И вдруг как выстрел:
- Ясенев!
Это меня. Как неожиданно прозвучало это слово! Я торопливо, словно
боясь опоздать, открываю дверь. Навстречу мне движутся два огромных окна,
раскрытых настежь, и длинный зеленый стол, за которым сидят те, кому дано
решить мою судьбу. Год тому назад я уже был в этом кабинете. Тогда меня не
приняли. Некоторых членов комиссии я узнаю. Хорошо, если бы они меня не
узнали. Председатель комиссии, бритоголовый, с мягким, добродушным лицом,
адмирал Пряхин - я запомнил его фамилию - смотрит на меня совсем дружески и,
мельком заглядывая в бумаги, повторяет мое имя:
- Ясенев Андрей Платонович? Помню, помню, встречались однажды.
Он загадочно улыбается. Я вижу, как у глаз его сходятся морщинки и
затем, словно по чьей-то команде, вмиг разбегаются во все стороны.