"Владимир Николаевич Шевелев. Чаушеску и 'золотая эра'Румынии " - читать интересную книгу автора

явно вмешательство зарубежных кругов, иностранных шпионских кругов, начиная с
Будапешта... Известно также, что как на Востоке, так и на Западе все говорят,
что в Румынии следовало бы изменить положение".
Затем Чаушеску учинил жесткий допрос "силовикам", которые, в силу своих
"пораженческих и капитулянтских позиций" позволили первоначально
незначительным событиям перерасти в мятеж "деклассированных элементов".
Обращаясь к министру обороны Василе Миля и министру внутренних дел Тудору
Постелнику, разгневанный Чаушеску заявил: "Вы не выполнили приказ, который я
вам дал в качестве верховного главнокомандующего и который обязателен для вас!
Как это можно?! Хулиганы ворвались в здание уездного комитета партии, избили
солдат, офицеров, а они не вмешались?! Что предприняли твои офицеры. Миля,
почему вы сразу же не приняли меры, почему не стреляли? Нужно было стрелять,
чтобы скосить их, дать предупреждение, а потом стрелять по ногам... Вы не
говорите правду. Только сейчас вы мне ее сказали, а до этого
дезинформировали".
Когда же Миля и Постелнику стали заверять Кондукатора в своей преданности,
тот им заявил:
"Врага не победишь проповедями, его надо уничтожить. Социализм не
построить ложью и заверениями в преданности, он создается только в борьбе.
Сейчас в Европе идет капитуляция, подписываются соглашения с империализмом,
чтобы ликвидировать социализм". Ответы главы Секуритате генерала Влада также
диктатора не удовлетворили. Чаушеску заявил, что он смещает все трех
"силовиков". Однако неожиданно против этого выступил премьер-министр
Константин Дэскэлеску, которого поддержали Георге Рэдулеску и Маня Мэнеску.
Куда подевалось былое единодушие и единомыслие?! Все это было совершенно
неожиданно, и Чаушеску, придя в бешенство, выскочил из зала заседаний, бросив:
"Тогда выбирайте себе другого генерального секретаря!".
В конце концов страсти улеглись, Чаушеску вернулся, а "силовики" остались
на своих постах, заверив политбюро, что незамедлительно примут все необходимые
меры. Правда, при этом генерал Миля как бы мимоходом обронил: "Я искал во всех
военных уставах и нигде не нашел параграфа, где бы говорилось, что народная
армия должна стрелять в народ..." Его прервали, но все это уже выглядело как
несогласие с диктатором, скрытое противодействие его приказам. Именно поэтому
Чаушеску и был так раздражен - он впервые столкнулся с откровенным саботажем
его указаний и, похоже, совершенно не был готов к этому. И все же серьезной
угрозы для себя в этом инциденте он не увидел. Что было тому причиной -
старческая усталость, потеря чутья, исключительное самомнение, слепая вера в
сподвижников? Вряд ли сейчас можно ответить на этот вопрос.
Как бы то ни было, ни осложнение обстановки в Тимишоаре, ни непонятная
волокита "силовиков" не помешали Кондукатору уже вечером 17 декабря отбыть в
Иран. За себя он оставил Елену Чаушеску и ближайших соратников - Эмиля Бобу и
Маня Мэнеску.
18 и 19 декабря Чаушеску находился в Иране. Однако 20-го он прервал визит
и вернулся в Бухарест, где в тот же день выступил по радио и телевидению. Он
заявил, что "действия хулиганствующих элементов в Тимишоаре были организованы
и начаты при поддержке империалистических кругов и шпионских служб различных
зарубежных государств с целью дестабилизации ситуации в стране, уничтожения
независимости и суверенитета Румынии". Вскоре румынское телевидение показало
несколько репортажей о собраниях трудовых коллективов различных предприятий
страны, участники которых поддержали обращение Вождя.