"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

теперь думать, что я полная дура! Интересно, что было бы, нырни я под крыло
этого пикового валета?" - запоздало вздохнула девушка. Она опасалась
красавчиков, как побаиваются диких зверей, даже если те в клетке, потому что
все-таки неудержимо тянет погладить их и в сладком ужасе отдернуть пальчик,
просунутый сквозь прутья решетки, услышав их дальний рык. А потом,
вернувшись домой с радостным чувством счастливо пережитого рискованного
приключения, нежно ласкать и тискать своих домашних, милых сердцу тузиков и
барсиков.
Анна, как все хорошие девочки, склонялась к добротным и безопасным
поклонникам, лучше из числа тех, кто уже влюблен в нее по уши. А не
влюбиться в нее было трудно. Бледная, с молочной, не принимающей солнечных
лучей кожей, немного вытянутым, спокойным, породистым лицом и таким же
вытянутым телом, со сказочной пепельной толстой косой - такой длинной, что
при ходьбе девушка часто прятала ее конец в карман брюк или куртки, - с
тонкими у запястий, узкими алебастровыми руками и длинными, словно
прозрачными пальцами. Господь богато одарил ее волосами. Даже руки и ноги
юной вокалистки были покрыты легким пушком. Анна смущалась обилия своих
волос, но, не переча родителям, растила и растила косу, причесывая и
заплетая ее с помощью мамы, папы и даже дедушки. Тяжесть косы заставляла ее
гордо откидывать голову назад, а внутренняя скованность придавала всем ее
движениям ложную неприступность. Анна очень выделялась из общего круга
консерваторцев. Она была похожа на благородную средневековую даму с полотен
Эль Греко, меланхоличную и протяжную, как отзвук органа.
Они родились в столице Российской империи в неспокойный год Карибского
кризиса и расстрела рабочих в Новочеркасске - событий малоизвестных для
большинства советских граждан. Зато простым смертным было доподлинно
известно, что великий советский ученый Ландау получил Нобелевскую премию за
сверхпроводимость. Что гордость нашей авиации новенький Ил-18- осуществил
героический перелет в Антарктиду. И что вождь нашего народа Никита Сергеевич
Хрущев дал молодым художникам после всесоюзной выставки в Манеже путевку в
жизнь, вернее пинок, отечески напутствуя их "говном и педерасами".
Разница в жизни новорожденных малышей была совсем небольшой. Мама Анны
усердно крутила новомодный хула-хуп, чтобы поправить фигуру после родов, и
не менее усердно штудировала фрондирующий "Новый мир", где в тот год
опубликовали "Один день Ивана Денисовича", а мама Германа безмятежно
мурлыкала себе под нос, качая люльку, "А у нас во дворе". Она обожала Маечку
Кристалинскую и поручика Ржевского, про которого еще не успели сложить ни
одного скабрезного анекдота, так как "Гусарская баллада" с душкой Юрием
Яковлевым только что вышла на узкоформатные экраны страны. На дворе прочно
стоял на негнущихся социалистических ногах 1962 год.
Родители Германа жили в большой двенадцатикомнатной коммуналке на
Станкевича рядом с Домом грамзаписи. Во всех закутках этого огромного
человеческого улья кишела, носилась со сковородками, бранилась и пела хором,
храпела с присвистом по ночам и шаркала по коридору в любое время суток
всяческая живность, и даже ванну землячество рыжих тараканов делило с
большой бурой крысой, которая не выносила непрошеных гостей и требовала
стучаться к ней, прежде чем войти. Уча неотесанных коммунальщиков хорошему
тону, она, встав на задние лапы, делала устрашающие ритуальные наскоки,
шипела и щерилась, не желая убираться под чугунное корыто с давно истертой
эмалью.