"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

опрокинутый стол и хотел схватить девушку, но больно получил шваброй по уху
и взвыл от боли. Он ухватился за швабру, дернул ее к себе, и Анна,
оказавшись в ненавистных объятиях, извиваясь и шипя как змея, начала дико
царапаться и кусаться, да так неистово, что Герман на секунду выпустил ее из
рук. Она бросилась в прихожую, выскочила из квартиры и помчалась вниз по
лестнице. На одном дыхании она выскочила во двор, подхватила камень,
подпиравший дверь подъезда, и с остервенелой решительностью бросилась на
штурм Гериного "жигуленка". Она хотела разбить его машину, поджечь его дом,
растоптать всю его улицу, но, подскочив к стоянке, без сил рухнула у колес
его красной "копейки". Анну била дрожь, она беззвучно лязгала зубами, и все
ее тело содрогалось в конвульсиях. Ей стало страшно: "Что же это такое у
меня внутри сорвалось с цепи и понеслось? Неужели я на самом деле вот такая?
Зверская? Яростная?"
По двору шли люди. Анна собралась, поднялась на ноги и медленно
поплелась прочь. Она опасалась людей. Самое ужасное, что ей опять не было
стыдно. Наоборот, она испытывала глубокое удовлетворение и сладостную
усталость, как после многочасовой любовной горячки. Она содрала себе колени
и расцарапала руки, но вид этих боевых отметин, несмотря на боль, доставлял
ей тоже немалое и совершенно новое удовольствие. Неожиданным было и то, что
уже через неделю в глубине души она полностью простила Германа.
Она, но не он. Еще никто не смел так грубо вторгнуться в его жизнь, так
демонстрировать свою власть над ним, так нагло заявлять о своих правах. "Я
всегда знал, что единственный способ избежать боли - никого не любить, -
разгоряченно думал Герман. - Стоило пустить в свое сердце
одного-единственного человечка, и сколько от него сразу предательства,
грубости и боли..."
- Ну и мегера твоя Анька! - смеялись друзья. - Поженитесь, вот она тебя
будет колотить-то!
Он чувствовал себя виноватым, эти попойки всегда его тяготили, он
скорее принимал их как неотъемлемую и, главное, дармовую часть эстрадной
жизни, чем как желанный кайф. К тому же друзья нещадно пользовались даром
Германа завлекать девушек. Стоило ему запеть что-нибудь проникновенное, как
барышни в радиусе досягаемости его бархатного голоса падали и укладывались
штабелями. Это напоминало брачную охоту жаб. Самый сильный самец у этих
земноводных обладает и самым могучим голосом. Стоит ему призывно проквакать
пару серенад, как жабы со всего болота начинают шлепать к нему сломя голову.
Остальным самцам остается только ловко подстеречь уже готовеньких самок у
какой-нибудь подходящей кочки.
Герман щедро "квакал" направо и налево, но чаще всего оставался не у
дел, так как самых симпатичных самочек товарищи успевали расхватать на
подступах к певцу. Германа это и не особо огорчало. Что ему эти левые жабы?
У него уже есть своя царевна-лягушка. Он оставался верен Анне. Душой. И
беспечно думал, что чуть-чуть нагуляется и женится на своей царевне. Герман
ставил ее совершенно на особое место и как-то привык думать, что именно с
ней проведет всю свою жизнь, родит детей, состарится. Он почему-то
представлял, как они будут сидеть на лавочке на высоком берегу неведомой
реки и беззаботно болтать ногами, как малые дети. Два старичка, он в
полотняном костюме и в "бабочке", как ее гармоничный дедушка, а Анна в
шляпке с цветами и бархатном платье с белым кружевным воротником, как
неизвестная дама на акварельном портрете, хранившемся у Модеста