"Лидия Шевякова. Дуэт " - читать интересную книгу автора

журавлем притулилась на самом берегу Иваньковского водохранилища и носила
гордое и широкое, как волжские разливы, название "Городище". Бакены в этом
месте проходили возле самого берега, и, сидя на деревянных мосточках причала
с удочкой, можно было совсем близко разглядывать проплывающие длинные баржи
с холмами мелкого серого песка или любоваться на весело журчащий и фыркающий
от удовольствия белый прогулочный пароходик из Дубны. Мальчишкой он мечтал
плавать по Волге на барже, валяться под жарким солнышком на песке и глазеть
на проплывающие мимо деревни. Вырвавшись на побывку к родным, он с
томительной мутностью в душе глядел на огромный гладкий разлив Волги с
дальней россыпью островов и удивлялся, как это приключилось, что вместо
капитанской рубки он очутился в темной яме ремонтной мастерской таксопарка,
где взамен неба над головой дребезжали раздолбанные внутренности совсем
других "Волг".
Герман в деревню поехал только раз и то из-под палки. Отгороженный от
всех, как забралом, своим редким, не рабоче-крестьянским именем, он с
раннего детства был выключен из жизни этой хорошей и дружной советской
семьи. Если бы его мама знала, как влияет имя ребенка на его характер и
судьбу, она не назвала бы так легкомысленно своего первенца, прельстившись
на душевный пересказ соседки по палате сюжета "Пиковой дамы", а застолбила
бы за ним что-нибудь правильное и ясное типа Ивана, Бориса или Николая. А
так, ведомый своим вычурным, но сильным именем, уже в три года мальчишка
прибился к одинокому соседу, осколку прежней жизни, незнамо какими Божьими
промыслами оставшемуся в живых и доживавшему свой бурный век на десяти
квадратных метрах бывшей кладовки с окном на черный ход, Модесту
Поликарповичу Мещерякову. В коммунальном народе - Карпычу, а за глаза -
просто Карпу. Одно удивительно: имя зацепилось за другое и быстро срослось в
единое, родное и целое. Старый и малый образовали тайное сообщество странных
людей с редкими именами.
Обычно у человека между его именем и личностью бывает какой-то зазор,
люфт, в который, как в дупло зуба, попадает всякое барахло, внося сумятицу в
и без того бестолковую жизнь своего хозяина. Но в редких случаях имя прочно
сливается воедино с его носителем, как лайковая перчатка с рукой, и придает
ему дополнительную энергию бытия. У Германа с Модестом был именно такой
редкостный случай. Аналогичный случай был в Тамбове.
Как жили наши отшельники? Душа в душу. Утром Герман вскакивал ни свет
ни заря безо всякого будильника, на скорую руку пил чай с черным хлебом,
посыпанным сахаром, и. в восемь часов, минута в минуту, уже томился у дверей
коморки своего взрослого друга. Дальше до позднего вечера они все делали
вместе.
Модест Поликарпович родился под Рождество 1900 года и в сословном
реестре значился дворянином. В эти же стародавние времена он закончил
кадетский корпус, видел несколько раз вблизи царя-батюшку, проводил лето в
родовом имении, где сейчас тайно процветал колхоз "Белая дача", под большим
государственным секретом поставляя овощи в Кремль, воевал в гражданскую на
стороне эсеров, учился в военной академии, строил Беломорканал, прошел в
штрафбате всю Великую Отечественную, потом зачем-то валил лес в Сибири и еще
делал много такого, от чего у Германа просто дух захватывало. И даже сейчас
Модест Поликарпович работал в самом потрясающем месте на земле. Он служил
вахтером в недавно открывшемся Доме грамзаписи, наверх по их родной же улице
Станкевича, которая раньше, как шепотом открыл Герману Модест Поликарпович,