"Сергей Шхиян. Противостояние ("Бригадир державы" #7) " - читать интересную книгу автора

- Тогда давайте поговорим о прошлом. То, что вы рассказали, весьма
любопытно. Даже если это простая фантазия.
Я вновь вернулся и сел на шаткую табуретку. Старик сам разлил напиток и
лукаво мне подмигнул:
- А десятка 1843 года была белого, а не красного цвета!
- Спорим? - предложил я. - Именно красного, и на ней написано: десть
рублей серебром или ее замена монетою.
- Возможно, - подумав, согласился он, - Кажется вы, действительно,
правы, белые десятки выпускали позже, уже при Николае И.
Разговор продолжился, но о моем путешествии по времени мы больше не
поминали. Гутмахер, судя по всему, оказался настоящим невостребованным
гением. Работу в институте и преподавание он бросил, и ему явно не хватало
общения. Старику осточертело торчать одному в забитой книгами пыльной
квартирке, и он по полной программе оттянулся на новом собеседнике. Как
водится, вскоре коньяк кончился, и пришлось бежать за добавкой. В результате
встречи было много выпито, и, отступив от правила не разговаривать с
дилетантами о науке, хозяин добросовестно пытался объяснить мне, как мог,
упрощая, свою версию "механики" времени. Я не менее добросовестно пытался во
все это вникнуть, иногда начинал что-то почти понимать, но, к сожалению, так
толком ни в чем не разобрался. К тому же меня интересовала не столько
теория, сколько конечный результат и возможность практического перемещения в
прошлое и будущее. Расстались мы запоздно, почти подружившись.


Глава 2

Жизнь, между тем, продолжалась. Пришлось втягиваться в скучные рутинные
дела, которые занимали довольно много времени. Я скучал по Але, тем более
что все в квартире напоминало о ее недавнем присутствии: переставленные вещи
и женские мелочи, которые она не взяла с собой. Я суеверно не убирал их с
тех мест, где они лежали, скорее всего, подсознательно надеясь, что она
вернется.
О сыне, которого никогда не видел, думалось меньше. Я знал, что он
есть, что где-то сейчас живет, наверно, забавен в своем беззаботном детстве,
но особых чувств к нему почему-то не испытывал.
Даже напротив, мальчик вызывал странное ревнивое отношение: он был с
Алей, какой-то неведомый мне маленький мужчина.
Она любит его, и он неминуемо вытесняет меня из ее сердца и памяти. Я
понимал, что ревновать к сыну глупо, поэтому старался не думать о нем с
раздражением и намеренно не раскладывал свои чувства по полочкам, стараясь
задвинуть тревожные мысли в самые дальние углы памяти.
Ордынцева, несмотря на то, что мы жили вместе, ничем не замещала жены.
Вела она себя, как испуганная девочка, и почти все время смотрела телевизор.
Когда мы общались, то говорили не о чем-то своем и даже не об объединявшем
нас прошлом, а обсуждали увиденные ей передачи, и я старался, как мог,
объяснить ей особенности нашей ментальности и реалий. Угрызений совести за
то, что перетащил ее сюда, я не испытывал. Она принадлежала к партии
социалистов-революционеров, и другой дороги, кроме как в сталинский ГУЛАГ, у
нее не было. Другое дело, что у меня не хватило каких-то качеств, чтобы
помочь ей адаптироваться в нашей эпохе. Наверное, ей нужна была большая