"Ефим Шифрин. Течет река Лета " - читать интересную книгу автора

Договор купли-продажи квартиры на Котельнической набережной - я сейчас
проверил - был заключен 13 февраля 1997 года. В то время, когда негодяй
Мускатин, мой бывший директор, бесчинствовал, воруя и закладывая под свое
имя деньги во "Властилине", я продал пустовавшую квартиру в Марьино, и,
добавив гораздо больше половины от вырученных за нее средств, купил это
бесценное, любимое жилье. Последним хозяином его был молодой банкир, к слову
говоря, оставивший одной известной певице, маявшейся тогда без прописки,
свою громкую ныне фамилию. Брак был фиктивным и расторгнутым ко времени
нашей сделки, но достойно характеризовал продавца, служа чуть ли не
поручительством его порядочности. Помню, что для расчетов я приехал к нему в
банк с пачками денег, завернутых в писчую бумагу и схваченных резинками, но
до пересчета дело не дошло: банкир, демонстрируя мне свое доверие, побросал
белые брикеты с деньгами в угол за офисным креслом. Мы ударили по рукам, и
больше я никогда его не встречал. К тому моменту он уже приобрел апартаменты
на тихой Остоженке. Больше года я еще получал письма, адресованные его
нынешней супруге, вроде бы поэтессе, передавал их через людей,
посредничавших в нашей сделке. А потом писем стало меньше, да и видно было
по конвертам, что это были рекламные рассылки или дежурные приглашения на
светские вечеринки. Я рассудил, что и банкир, и его поэтесса даже
обрадуются, если эти письма не дойдут до них.

Большая Наталья очень помогла мне с оформлением этой сделки, и,
признаться, во многом инициировала ее. Летом предшествовавшего покупке года
она успела увековечить меня в простеньком клипе на песню "Колыма". Во время
съемки я разевал рот под фонограмму, лившуюся из переносного магнитофона,
проплывая в продолжение нескольких дублей туда и обратно, по Москве-реке,
вдоль своего будущего дома, одного фасада которого хватало, чтобы успеть
записать все три куплета. Я так и остался в этом клипе памятником своей
судьбе, словно по волшебству перенесшей меня из колымского поселка в самое
сердце вожделенной Москвы, в подъезд между булочной и "Иллюзионом", про
который Раневская, некогда проживавшая в этом же крыле, смешно говорила: "Я
живу между хлебом и зрелищем".

Это трижды верно не только в отношении географии.

Позавчера по просьбе Исаченкова, я звонил Гале Евдокимовой, чтобы
уговорить ее сняться в фильме, посвященном юбилею ее погибшего мужа. Галочка
была откровенна: ей трудно говорить перед камерами о том, что теперь болит
еще сильнее, чем в первые месяцы после Мишиной кончины. Слишком много
обрушилась на нее, кроме страшной потери. Новое знание о Мишиной жизни, я
полагаю, терзает ее больше, чем физическое отсутствие человека, которому она
была безраздельно предана. Я снова предложил свести ее с юристами, которые
помогли мне в тяжбе с "Аншлагом". Видно, после Миши осталось теперь много
дел, которые она сама не разрулит, да еще газетные признания женщины, с
которой Миша был близок до самого последнего в своей жизни дня ранят ее так,
что не оставляют сил на другие воспоминания, в которых они всегда только
втроем: она, Миша и Анечка.

30 сентября 2007 года.