"Николай Шипилов. Мы - из дурдома" - читать интересную книгу автора

- Какой уж там, какой там призрак! - отвечал я, стоя на подиуме, как
дорогой натурщик. - Как с вами, товарищ профессор, я разговаривал с самим
Создателем! И верил! А сейчас я верю вам. Но умереть боюсь по-прежнему...
- Но где логика, Алеша? Вы ведь русский. Тем более, верующий! Не глупо
ли считать целью человеческой жизни загробный мир, при этом безропотно
терпеть всякие несправедливости и угнетения, покоряться всякой власти, хотя
бы и иноплеменной, говоря, что она от Бога! Вам не обидно, что именно
христианская мораль подорвала суровый северный дух русских и ведет их в
конечном итоге к фатальному исчезновению с лица Земли? - измывался мой
Асклепий, нимало не боясь наших дурацких доносов в нечеловеческие органы.
- У Земли нет лица! - измывался и я, агнец. - Но Бога живага я видел в
лицо!
Они хихикали, хрюкали, кивали, говорили о навязчивостях и о
псевдогаллюцинациях Кандинского. Выписываться из больницы мне не хотелось, а
роль агнца была по душе. Весь поступивший весной улов сумасшедших людей
должны были в ближайшую неделю выписать, они уже стали нормальными. Только
вот Сене накинули тогда второй срок, как политическому. Он, чтоб не сесть в
тюрьму, "косил" под диссидента. А мне совсем не хотелось покидать злобного
юмориста Сеню, доброго Юру, счастливого в выборе средств к существованию
Гарри и четырехразовое питание с добавкой от лишенцев.
- Я, Алеша, материалист и коммунист, а вы - христианин, то есть
идеалист, - вновь обратился не столько ко мне, сколько к публике, мэтр. - Не
думаете ли вы, что религия христианства и коммунизм - это доктрины,
происходящие от одного... э-э-э... авраамического, скажем так, корня?
Я хоть и не силен в полемике, но, вопреки всем их психушечным
инъекциям, во мне не умирал великий артист-импровизатор. Да и
драматургическим даром Господь меня не обидел. Я сказал:
- Как все советские студенты, я изучал некогда диалектический и
исторический материализм. И я учил науки на основе материализма, чем нанес
великий вред своей душе в познании мира. Но вы, мэтр, говорите о религии.
Отвечаю: религия нужна слабым людям, вроде вас, профессор. Ваша религия -
марксизм, - сказал я. - А нам, сильным людям, достаточно веры в Бога. Я верю
в Него. Вопрос: как вера в Бога вселилась в меня? А? Разве это не чудо?
Профессор засмеялся, движениями бровей показал свое почтение к
сказанному мной и прибегнул к оправданиям:
- Вам повезло, Алеша: вы сильный, хоть и верите в чудеса, - ерничал
он. - Но я-то... я слабый человек, ординарный профессор. И не столько я
м-м-м... марксист, Алеша, сколько простой русский язычник!
- Но разве не язычество начало само себя ослаблять, мэтр? - легко
входил я в образ патологического резонера. - Разве русские князья не
сражались меж собой, как шелудивые псы за сахарную кость? Почему же тогда не
язычество победило, а христианство? Вот вы знаете, мэтр, в каком виде
сохранились по всему Божиему миру осколки исторической России? Они
сохранились для нас в виде общин вокруг православных храмов. И не будь
храмов - давно не было бы и этих осколков. Я плохой христианин, товарищи
врачи, потому что боюсь смерти, - продолжаю я. - Но вы, профессор, плохой
материалист, потому что церкви Христовой боитесь и боретесь с ней. А ведь
именно на различии, разнообразии и неравенстве стоит природный
миропорядок! - продолжал я демонстрировать шизофреническую велеречивость.
- Согласен, Алеша, с вашим тезисом о миропорядке, согласен, - сделал он