"Евгений Шишкин. Любовь без прописки" - читать интересную книгу автора

по граненому стакану спирта, тогда б ни войн, ни кровопролитья. Точно!
После выпивки в теле Кирюшкина восстановился привычный комфорт, а на душе
раззадорилось - захотелось совершить что-нибудь этакое значительное, как
подвиг. Кирюшкин выбрался из подземного перехода, пронесся по глади
застывшей лужи, накатанной беспризорными пацанами, и попылил проворным
шагом к стройке: ящик с бесхозными шпингалетами опять встрепенул
прагматическое полушарие мозга. Давно уже рассвело и подкатывало к
полудню, но небо оставалось ватным, однородносерым и скучным, как жизнь
язвенника. Деревья стояли голые; жалкие остатки растительности коченели на
газонах; люди шли бледные от пасмурного света, немного мерзли, мечтали о
настоящей зиме и добротном снеге и ругали гололед. Через пару кварталов
Кирюшкин поскользнулся, чуть не грохнулся и, сбавив ход, огляделся. Ему
показалось, что нужно пересечь улицу, перейти на параллельную, а потом
искать нужный проулок и стройку. Но сперва он свернул в ближний тихий
переулок, чтобы справить малую нужду. Тут-то он и увидел трехэтажный
ремонтируемый дом. Правда, это был не тот, "со шпингалетами", но тоже под
ремонтом, - начатый и быстро заброшенный строителями; обычно, строители
успевали выбить все стекла, поломать двери и коммуникации, и на этом у них
заканчивалось финансирование.
Обследовав взглядом изувеченный фасад, Кирюшкин, однако, приметил целые,
подозрительно целые окна во втором этаже. "Неспроста. Точно!" - сказал он
себе и направился в дом, не встречая на пути достойных преград. Скоро он
занырнул в пыльные, ободранные потемки подъезда. Дверь интересующей
квартиры оказалась не заперта: место для замка выхвачено с мясом. Кирюшкин
вошел в просторную переднюю и насторожился.
Вокруг валялись клочья отпавших обоев, отвалившаяся штукатурка и
подпотолочная лепнина, старые газеты, рваные строительные рукавицы и
кирзовый сапог в известке; а где-то лилась вода, должно быть, теплая:
водяной пар мутным облачком расстилался над полом. Кирюшкин еще сильнее
навострил уши.
- Че встал, как статуй? - огорошил его бабий окрик. Кирюшкина встряхнуло
от неожиданности, он испуганно обернулся на голос, и вдруг закричал сам:
- Муся?! Кобыла ты беговая! Я ж твоего голосу сразу не понял!
Муся расхохоталась прокуренной хриплой глоткой, папироса затряслась в ее
руке. Поверх вылинявшей розовенькой комбинации с грязным подолом на плечи
Муси наброшено толстое ватное пальто с воротником, который когда-то
считался песцовым, ноги - в вязаных гольфах разного рисунка и длины и
тупых резиновых ботах. Лицо у Муси хмельное и доброе, как у буфетчицы из
пивной в день большой получки на большом заводе.
- Вы чего тут баню устроили? Воду льете, пару напустили? - по-хозяйски
спросил Кирюшкин и, окончательно осмелев, пошел оглядывать помещения.
- Здесь у строителей раздевалка была. Они болваны: отопление-то отключили,
а воду-то позабыли. Даже горячая бежит. Греемся. Как замерзнем, так под
душ.
На скособоченном кресле с распоротым подлокотником - видно, из мебели
прежних жильцов - лежала чья-то легкая куртяжка и женская сумка с мохрами
на ручке. Как правило, с Мусей путешествовала горбатенькая смуглолицая
бабка, без верхних зубов и всегда в изорванных чулках, по прозвищу Двести
Лет.
- Тоже иди в душ. Погрейся, - посоветовала Муся с лукавством в голосе и