"Вячеслав Шишков. Емельян Пугачев (Книга 3) [И]" - читать интересную книгу автора

пошло исстари установленное обжорство, пьянство, плясы. Иные опивались
насмерть или в пьяном виде замерзали под забором. По улицам в вечернюю
пору разъезжали, шлялись ряженые.
У воеводы, бургомистра, ратмана, именитого купечества шли шумные
пиры. Подвыпив, иногда на пирах дрались, вырывали друг другу бороды, били
посуду.
Воевода за святки допился до чёртиков, его дважды отливали водой,
цырюльник пускал кровь ему.
А в день Крещенья, после водосвятия на Волге, как ушёл крестный ход,
многие стали купаться в иорданской проруби. Поохотился и воевода очистить
в святой воде тяжкие прегрешения свои. Он подкатил в расписных санях с
коврами. Жена плакала, вопила: "Не пущайте его, люди добрые, не пущайте:
он не в себе, утонет!" Воевода рванулся от жены, сбросил шубу на руки
рассыльного, сбросил валенки, длинную фланелевую рубаху (больше ничего на
нём не было), перекрестился и, загоготав, скакнул, как грузный морж, в
прорубь. Зелёная вода взбулькнула, волной выплеснулась на сизый лёд.
Праздничная толпа зевак захохотала. Выкрикивала:
- Эй, Таракан! Воевода! Город горит!
- Воевода! Тараканы ползут!..
- Поджигай!..
Зажав ноздри и уши, воевода трижды с поспешностью погрузился в святую
воду, выскочил, сунул ноги в валенки, накинул шубу, упал в сани:
- Погоняй!
Вдогонку хохот, свист, бегущая орава весёлых ребятишек.
- Эй, Таракан, Таракан! - голосили мальчишки.
- Глянь, глянь, Таракан водку хлещет!
Воевода, злобно выкатывая бараньи глаза, грозил кулаком, ругался:
- Гей, стража! Дери их, чертенят, кнутом, - и тянул из фляги романею.
Давно было дело, а народ всё ещё не может забыть той смешной истории
и до сих пор зовёт воеводу Тараканом. История же такова. Однажды в летнее
время по неосторожному обращению с огнём просвирни Фёклы Ларионовой
сгорело почти полгорода. После пожара к растерявшемуся воеводе валили
кучами разные советчики: старушонки, посадские люди, ворожейники,
духовенство, христа-ради юродивые, закоренелые старообрядцы, прорицатели
и, предсказывая второй пожар горше первого, давали воеводе разные
суеверные советы, один глупей другого. Воевода сшибся с панталыку, а как
не густ был разумом, то, избегая брать на себя ответственность, решил
подать в Санкт-Петербург запросную бумагу.
"Рапорт воеводской канцелярии Сенату.
Сего Мая 20 числа на память мученика Фалалея, волею божией половина
богоспасаемого града выгорело дотла и с пожитками. А из достальной
половины града даже неудержимо ползут тараканы в поле. И, видно, быть и на
сию половину города гневу божию. И долго ль, коротко ль, а и оной половине
города гореть, что и от старых людей примечено. Того ради
Правительствующему Сенату представляю, не благоугодно ли будет
градожителям пожитки свои выбрать, а оставшуюся половину запалить, дабы не
загорелся город не вовремя и пожитки бы все не пожрал пламень".
Этот рапорт в виде курьёза был доложен государыне.
Прочтя оный, Екатерина Алексеевна грустно улыбнулась, потом
рассмеялась, потом стала хохотать. Засим помрачнела, изволила взять в