"Вячеслав Шишков. Алые сугробы (Рассказ)" - читать интересную книгу автора

- Помоги... Ради Христа.
Степан склонился над Афоней. Тот завяз в расселине скалы. Степан
догадался: на том проклятом месте Афоня не усидел, упал и этим сразу
нарушил точно рассчитанный прыжок коня.
- Руки, ноги целы? - спросил Степан, ощупывая старавшегося
приподняться товарища.
- Кажись, целы... Ведь я не высоко летел, сажени с две... Бок зашиб,
голову.
- Сиди. Дожидай...
Степан, так же по-кошачьи карабкаясь, стал быстро спускаться к
лошади.
Он не знал, долго ли и как спускался, - он был не свой, не здешний,
он спустился в пропасть, широко открыл глаза. И содрогнулся. Чалая лошадь
Афони, падая с огромной высоты, напоролась животом на остро торчавший
ствол сломленного крепкого деревца. Она упиралась в камни передними
ногами, зад же лошади, подпертый пронзившим ее стволом, висел в воздухе.
Она ржала мучительно, с смертельной тоской, била задними копытами по
воздуху и крутилась, стараясь освободиться. Но крепкое острие все глубже
уходило в распоротый живот. Рот ее был оскален и покрыт пеной, голова
бессильно моталась во все стороны. Степан с маху ссек топором лесину,
лошадь стала на все четыре ноги - и зашаталась. Степан потянул из живота
ствол - вместе с хлынувшей кровью вывалились внутренности, как кольчатые
змеи. Лошадь протяжно охнула, опустила голову и застонала по-человечьи;
задние ноги ее отказывались служить, подгибались, словно она собиралась
сесть. Степан засопел. Лошадь повалилась на бок. Шатаясь и скривив рот,
Степан зашел спереди, опустился на колени и обнял лошадь за шею.
- Миленькая моя... Лошадушка... Детишка моя, лошадушка... Лошадушка!
Он целовал ей глаза и лоб. Глаза ее были влажны и под луной блестели
умоляюще. Она вся затихла, чего-то ожидала покорно.
- Миленькая, лошадушка.
Степан глухо крякнул, перекрестил ее, вскинул ружье и выстрелил ей в
ухо.
Глухо, перекидисто загрохотал в горах выстрел, долго перебрасывался
от горы к горе, и последние отзвуки его где-то зарылись в туманах.


V

Теперь приятели плелись пешком, Степанов конь тащил на себе весь
груз. Торбы с хлебом и сухарями стали тощи, а сказочное Беловодье не
подавало о себе никакого голоса. Путники приуныли. Афоня шел с обмотанной
головой, припадая на правую ногу. Тяжкая дорога и ушибы мешали ему
молитвенно настроиться, но он все же молился молча и за убившуюся вчера
лошадь и за свое спасенье. Шли ровными лугами, блестело утреннее солнце,
красовались цветы в траве, от самоцветных гор веяло теплым, смолистым
запахом. Вчерашний ужас еще не иссяк в глазах Афони, бледное, постное лицо
его сосредоточенно, все думы его там, среди мрака ночи, и слух наполнен
липкими звуками предсмертного ржанья. Он не видел солнца, не замечал
росистых трав кругом.
- Хоть бы черт повстречался, - буркнул Степан.