"Александр Шленский. На хую" - читать интересную книгу автора

корточки, стараясь понять где я. Оглядевшись, я увидел, что нахожусь явно не
в помещении, но и не на улице, а также и не на природе. Я сидел на какой-то
непонятной поверхности телесного цвета, по внешнему виду вроде бы как
сделанной из мягкого пластика. Примерно из такого пластика делают игрушечных
свинюшек и кукол-пупсиков. Ровная поверхность простиралась во все стороны,
куда только доставал взгляд, до самого горизонта. А сам горизонт почему-то
находился гораздо ближе, чем привычные одиннадцать километров. Так бывает,
когда взбираешься на средних размеров холм.
Я также обнаружил, что я не один, а в компании, и эта компания была
весьма большой. Да нет, компания была не большой, а просто огромной! Все
видимое пространство, вплоть до того самого недалекого горизонта, было
заполнено стоящими, лежащими и сидящими на корточках и на ягодицах людьми -
голыми, одетыми или полуодетыми, и притом все - с босыми ногами. Я
присмотрелся к тем, что поближе. Сидящие меланхолично покачивались из
стороны в сторону, лежащие чесались и потягивались, а стоящие тупо
переступали с ноги на ногу. Никакой целенаправленной деятельности среди этой
странной толпы не наблюдалось.
Мне это очень не понравилось, потому что без целенаправленной
деятельности вообще жить нельзя. Надо же добывать что-то себе поесть, попить
или даже выпить. На худой конец, стрельнуть курева. Тут я обратил внимания,
что никто вокруг не ел, не распивал спиртные напитки и не курил. Все
находились как бы в состоянии отрешенного, тупого сосредоточения. Видимо,
они тоже размышляли о том, что им кажется, и что есть на самом деле, и
поэтому им было не до еды и не до выпивки. Кстати, вокруг ее и не было. Это
отчасти компенсировалось тем, что мне ни есть, ни пить совершенно не
хотелось.
Я встал, но не на ноги, а почему-то на четвереньки и подполз к
ближайшему соседу. Это был высокий, немного сутуловатый мужчина лет тридцати
пяти, в очках с металлической оправой, с худощавым, умным, довольно
озабоченным лицом. Кроме очков на нем из одежды были трусы, обручальное
кольцо и короткая стриженая бородка с редкой проседью. Он сидел на
корточках, держа на коленях черный кожаный дипломат с золотыми застежками и
что-то бормотал, глядя перед собой немигающими глазами. Про себя я обозвал
его почему-то физиком. Наверное, потому что у него было такое лицо. У
химиков, например, лица совсем другие, чем у физиков, и их тоже никогда не
спутаешь, например, с лицом бухгалтера или общественного санитарного
инспектора.
Физик нисколько не удивился, когда я неуклюже подполз к нему на
четвереньках. Он процедил мне сквозь зубы равнодушное то ли "доброе утро",
то ли "добрый вечер", и продолжал что-то лихорадочно нашептывать про себя.
Очевидно, он размышлял. Мне стало интересно, о чем он может думать в этот
момент, и я попытался это себе представить. И только тут до меня дошло, что
физик сказал вовсе не "доброе утро" и не "добрый вечер". Он сказал: "С
добрым хуем".
Ну с добрым - это понятно, а почему, извините, именно с хуем? - вежливо
поинтересовался я.
То есть как это почему? - равнодушно удивился физик - Раз уж мы на хую
находимся, так как мне еще вас приветствовать?
На чем? На чем находимся? - переспросил я.
Извините, вы видимо еще не вполне пришли в себя, - ответил физик,- Вы