"Александр Шленский. Разумное, доброе, вечное" - читать интересную книгу автора

не расскажешь. Впрочем, если кто нибудь находил под кактусом дохлую ворону,
то рассказывать об этом было все равно невпроворот, потому что чтобы что-то
сказать, надо было сперва полдня отплевываться от пыли.
Когда под кактусом находили муравейник, вокруг происходило оживление.
Все, кто был поближе, с шарканьем сходились к тому месту, тяжелые тяпки
разрывали муравейник под корень, а потом множество отечных, сизых ног,
обутых в чугунные лапти-сандалии долго и злобно топтали разрытые остатки.
Солнце поднималось все выше, и дым из чугунно-литейного завода все
густел и крепчал. Дым шел не только из заводских труб, но и просто так - из
окон цеховых зданий. Стекол на окнах не было, вместо них стояли литые
чугунные решетки, чтобы рабочие не разбегались. Завод работал, не
останавливаясь, днем и ночью. Кактусов было много, и вокруг каждого кактуса
стояла тяжелая решетчатая ограда из литого чугуна - так было принято.
Чугунные секции ограды тащили с завода волоком к дороге, вокруг которой
росли кактусы, устанавливали и припирали друг к другу, а для прочности
склеивали соплями пополам с пылью. Сопли были хилые, и поэтому ограды часто
падали. Кому-то приходилось их поднимать. Говорили, что раньше сопли были
сочнее, и ограды падали не так часто.
Когда из земли выковыривали булыжник, ето тащили к дороге и вбивали в
мостовую обухами тяпок - чтобы была прочнее. Мостовая и так была прочная, но
не хотелось, чтобы булыжники зря пропадали. Поэтому мостовая уже была сильно
приподнята над землей и местами выглядела почти как великая китайская стена.
По мере того, как солнце клонилось к закату, вялые движения рук и
взмахи тяпок раз от разу становились все более нервозными, нетерпеливыми,
надсадными. Все чего-то ждали, и от ожидания тяпки начинали дрожать в руках.
Всеобщая дрожь и ожидание становились все заметнее. Некоторые даже заранее
подходили к краю дороги, злобно оглядываясь на заходящее солнце из-под
дрожащей заскорузлой ладони. Потом стояли, уставив нескладные лица в землю и
устало потряхивали руками, ногами и тяпками, унимая дрожь и гадкий, сосущий
внутренний зуд. Мотали заранее припасенными чугунными лейками и ковшами, а
также корявыми ведрами, долбленными из коры кактуса. Далеко из-за горизонта
показался столб пыли и постепенно стал различаться тяжелый гул. Гул все
больше приближался, и вскоре уже почти все стояли у края дороги, в
нетерпении глядя вдаль, туда откуда слышался гул.
Гул становился все яснее, разборчивее - это был низкий натужный гул
автомобильного мотора. Вот гул еще усилился, отдался эхом между холмов, и
из-за ближнего бородавчатого холма показалось то, чего все ждали - громадная
автоцистерна - спиртовоз с радиальным разбрызгивателем. В толпе стало
теснее, злее, запахло дымом, кирпичом и жженой окалиной - это заводские
подошли. Цистерна подъехала ближе, рука водителя скользнула к рычагу, машина
замедлила ход, слегка как бы присела, и тяжелые, мощные струи ударили на все
триста шестьдесят градусов, орошая кактусы, чугунные решетки, запыленные
пропотевшие лица и спины, булыжники мостовой, дохлых ворон со скрюченными
лапами, ломаные тяпки и сандалии, кучи засохшего дерьма и вообще все подряд.
Все вожделенно ловили живительные струи, кругом мелькали перекошенные
лица, раззявленные рты, ладони, сложенные лодочкой. Дождь спиртовых струй
барабанил по дну ведер и леек, смывал с потных, пыльных спин и лиц въевшуюся
грязь. Кадыки неистово двигались под грязной, щетинистой кожей хриплых
глоток, повсюду громко раздавались частые угрюмые глотки. Сотни две таких
глотков - и чисто отмытые к тому времени лица светлели, проходила угрюмость,