"Иван Шмелев. Солдаты" - читать интересную книгу автора

симпатичный, спокойный, толстый, с добрыми близорукими глазами, и
отмахивался легко и нежно: "и поезжай, душечка-Люлю".
И она ездила.
Начиналась весна природы - весна в крови. Неспокойные мартовские ночи,
шорох тающих в тишине снегов, вскрики пролетных птиц, проплывающих тенью в
небе, легкие дуновенья с юга, оживающих звезд мерцанье, свежие голубые утра,
в хрусте бессоных луж, новая жажда счастья, жадные, от весны, глаза, с
томною негой ласки, - все слилось для них в желанье.
Долго прощаясь на прогулке, рука с рукой, они не могли расстаться.
Молодая их кровь переплеснула, и Люси прибежала к нему - безумная. Такой он
еще не знал - безумной, новой. Было безумство счастья, но и ей, и ему
казалось, что "настоящего" еще нет, и они истекали в страсти, ища его.
Ждать, разлучаться - мука! И они забывали все. Иногда она убегала на
рассвете, придумывая все, что в силах, - запоздавшие репетиции спектакля,
ездили на пожар в Труханово, чуть не сломала ногу и сидела одна на улице,
запоздание поездов в поездках, случайно зашла к знакомым, и так незаметно
засиделась... Вдруг получалась телеграмма от племянницы Машеньки - "опасно
заболела", и она, встревоженная до слез, уезжала в Москву курьерским, чтобы
с первой же остановки воротиться [40] и под покровом ночи трястись на
извозчике по лужам, горя от страсти. Он говорил Валясику - "а сходил бы ты,
братец, в роту..." - и зачем-то совал полтинник. Валясик ухмылялся и уходил
ночевать к девчонкам.
На Пасхе Краколь узнал, донесли подчиненные агенты.
Зайдя на "весенний бал" и узнав, что Людмила Викторовна уехала,
протанцевав только па д'эспань, - "почувствовала себя ужасно дурно", - он
поехал в Солдатскую Слободку, с двумя агентами. Агенты остались у калитки, а
он позвонил некрепко, еще позвонил три раза, и добился. Открыл Бураев, с
раскрытой грудью, высокий, сильный, и крикнул - "какого еще чорта?..."
- Это я... - задыхаясь, сказал Краколь, - у вас Людмила Викторовна...
мне известно... это подлость!... Извольте...
Бураев узнал симпатичного Краколя, очки, кокарду. Решил "налетом":
- По-длость? Не нахожу. Выражайтесь осторожней, хоть и с вашими
сыщиками!... - показал он к забору, где прятались под фонарем фигуры. -
Людмила Викторовна... да, здесь. И здесь останется. Это ее пра-во!
Поняли?...
- Позвольте... - растерянно зашептал Краколь, - это моя жена! и она
должна... Я завтра же...
- Пришлете за ней полицию - выгоню, - твердо сказал Бурсев, следя за
рукой Краколя. - Пришлете кого-нибудь другого, постараюсь удовлетворить.
"И хочет, и боится", - подумал он, следя за рукой Краколя, которая
ерзала в кармане. [41]
- Я должен убедиться... это насилие!... - шопотом говорил Краколь,
отодвигаясь и ерзая в кармане, - я требую!...
- Насилия не вижу... шляпка ее на подзеркальнике... Н-нет,
с-тойте!... - схватил Бураев Краколя за руку "приемом" и сразу обезвредил:
револьвер стукнул о порожек. - Знаю, что вы поляк, но это... несколько
преждевременно. Не шевелитесь, переломлю!... - крикнул Бураев в бешенстве,
следя за фигурами в заборе, которые только наблюдали. - Помог не испортить
вам карьеры... идите - и не возвращайтесь!
Он столкнул с порожка ошеломленного всем Краколя, взял его револьвер и