"Семен Шмерлинг. Горячий осколок " - читать интересную книгу автора

прикатила, сущий крокодил.
Прозвище так и припечаталось к трофейному тягачу.
Бутузов не сводил с него глаз. Автовзвод был не укомплектован. С
тех пор, как еще под Киевом потеряли "ЗИС" и два "газика", машин не
поступало. Их давали танкистам, батарейцам, пехоте, связистам, кому угодно,
но не Бутузову. Обходили Бутузова. Дескать, как-нибудь извернется. В прошлом
эмтээсовский работник, изрядно помотавшийся на своем веку по сельским
дорогам за бензином, соляркой и запчастями, отломавший три года войны, он
знавал всякое. Конечно, считали, извернется Бутузов.
Лейтенант влез в кабину "крокодила", включил зажигание. Стартер
урчал, но мотор не срабатывал. Василий Сляднев открыл капот и сунул под него
свой толстый нос. Павел Курочкин, высокий, узкоплечий, с розовым лицом,
тоненькими усиками, держался от "крокодила" подальше и давал советы: - Все
дело, это точно, в зажигании, а электропроводка незнакомая, без пол-литры не
разберешься. Алексей вспомнил, как Курочкин недавно толковал о минах,
которые фашисты коварно оставляют в своих автомобилях. Конечно, дрейфит
Курочкин...
Несмотря на все старания шоферов, "крокодил" не Заводился. Они
долго гоняли стартер, пока не посадили аккумулятор.
Бутузов вытер вспотевший лоб, свернул самокрутку из дымного, но
пустого, руганного всем фронтом филичевого табака и задумчиво произнес:
- Вот что, Якушин, тут, говорят, за оврагом, в сарае, пленные
фрицы собраны. Сходи-ка ты к пехоте, попроси, может, уступят одного. Шофер
нужен, толковый...
- Есть! - встрепенулся Алексей и одернул сбившийся под ремнем
ватник.
- Постой, карабин забыл!
- И так доведу, подумаешь... Немцы сейчас дохлые.
- Возьми хоть мой "вальтер".
От вороненого пистолета в красивой кожаной кобуре Алексей
отказаться не мог, нацепил его на ремень и побежал на окраину села.
Пехотинцы охотно согласились "уступить" немца.
- Выбирай, какой понравится, - проговорил, стуча от холода!
зубами, озябший сержант, - хучь всех бери, они у нас пока не считанные.
Якушин вошел в сарай. В сероватом вечернем свете Виднелись
согнутые, сумрачные фигуры. Пленные молчали. Это были враги. Совсем недавно
они злобно дрались под Корсунь-Шевченковским, Лысянкой и Звенигородкой и
уложили немало наших. И все же Алексей испытывал жалость к этим продрогшим
людям. Стыдился своего чувства, но не мог от него отделаться.
- Шоферы есть? - спросил Якушин по-немецки.
Серая, темная масса, казалось, примерзшая к земле, шевельнулась.
"Ишь ты, живые", - подумал Алексей, улавливая отдельные немецкие слова.
Встало трое. Сержант посветил фонариком. Все трое с похожими от
страха и ожидания лицами, сизоватыми, усохшими, вытянулись по стойке
"смирно". Якушин почему-то выбрал самого высокого и крупного, может быть,
решил, что он и есть самый подходящий - знающий и умелый.
Чуть позже, выходя из дверей сарая, пожалел об этом. Широченная
спина немца заслонила дорогу. "Здоров, - с опаской подумал Якушин, - прямо
борец из цирка. Такой двинет раз - костей не соберешь". Вспомнил про
пистолет и в душе поблагодарил лейтенанта. Потянулся к кобуре, пытаясь ее