"Семен Борисович Шмерлинг. Три пары валенок (Военные рассказы) " - читать интересную книгу автора

Лодыри, лежебоки - были самыми легкими и жалкими словами, которыми я
оперировал, далее следовал бурный мат, которого вдоволь наслушался в родимом
замоскворецком переулке: правда, там его редко употребляли в гневе, чаще
беззлобно, как присказку. Но я-то кричал остервенело, поминая и трех
дезертиров, и мерзавца - похитителя валенок...
Меня хватило ненадолго, я иссяк и замолчал. Оглянулся окрест.
Подчиненные застыли там, где их застал мой залп брани. Те, кто лежал,
приподнялись и глядели на меня в изумлении. В тишине иные стали натягивать
гимнастерки, набрасывать шинели и выходить на улицу.
- Куда они? - спросил ближнего бойца. - Оправиться, - ответил он.
Обессиленный, растратив весь гнев, я укрылся в канцелярии. Вскоре пришел
старшина Смолин. "Слава Богу, - подумалось, - что его не было при моей
вспышке. Впрочем, конечно, знает о ней".
Старшина доложил, что завтра предстоит получать оружие. Новые
крупнокалиберные пулеметы. Будем очищать от заводской смазки. Его крепкое
малоподвижное лицо оставалось невозмутимым. "А может, не знает, как я
потерял себя? Знает". И не ошибся. Свертывая самокрутку, Смолин сказал:
- Товарищ лейтенант... Уж не обижайтесь, но ругаться вам не идет. Ну
совсем это вам не подходит... Попрошу вас, не приходите сейчас на
построение. Ну сходите к воентехнику насчет пулеметов, ладно?
Я согласился и вышел. Встретился с ротой лишь на вечерней поверке.
Перед посвежевшими, чуть возбужденными бойцами, только что перетаскавшими
ящики с пулеметами и патронами, стоял монументальный старшина Смолин и,
держа в руках список, выкликал по фамилии. И вдруг размеренный голос
старшины разорвал чей-то выкрик:
- Глядите, глядите - валенки-то на нарах!
Бойцы завертели головами. Действительно, в глубине нар, на втором
ярусе, у самой стенки лежали они, новенькие, ладные, казалось, неизносимые.
- Здорово! Вот это да...
- Р-разговорчики в строю! - загремел старшина.
Да, все обошлось. Трое беглецов тоже быстро были обнаружены.
Оказывается, обиженные на то, что их, опытных, повоевавших водителей,
определили рядовыми пулеметчиками, они направились в ближайший автобат и
попросились на службу. Конечно, их вернули через сутки, примерно наказали
гауптвахтой, в которой они не отсидели свой срок: в роту прибыли автомашины.
Один из этих трех беглецов прошел со мной всю войну и встретился спустя
двадцать лет в городе, где я и поныне живу. О наших встречах и воспоминаниях
надобно рассказывать особо. Что касается "последних замечаний", упомянутых
старшиной, а также разных взысканий, то за долгую армейскую службу получил
их множество. Но еще тогда, в подмосковной казарме, меня очень
заинтересовало: что же такое особенное сказал Смолин бойцам? Какая его речь
заставила возвратить ворованные валенки? Загадка. Я спросил старшину об
этом. Он ответил: "Что сказал? Что сказал? Да слово сказал. Слово".
Произнес так, точно заглавными буквами написал: СЛОВО. И больше ничего
не стал объяснять, а я из юношеского и лейтенантского самолюбия не
расспрашивал.
Старшина Смолин погиб в июле сорок третьего. Под Понырями. Я его часто
вспоминал. Исподволь допытывался у товарищей, что же такое особенное он
сказал. Отвечали неопределенно: что-то про фронт, про жизнь и смерть, про
товарищество... Один из моих взводных, педагог, с которым встретился после