"Абсолютный враг" - читать интересную книгу автора (Ливадный Андрей Львович)Глава 4Над окраиной Ржавой Равнины в распадках между холмами плавали пласты утреннего тумана. Исполинское, загадочное технокладбище начиналось в предгорьях и простиралось на многие сотни километров, до побережья океана, где Ржавые Холмы постепенно превращались в оплывшие, пологие песчаные дюны. Здесь никогда не совершали посадку космические корабли, принадлежащие людям, не ступала нога человека… до тех пор, пока злонравная судьба, играя событиями, не решила вдруг: Галакткапитан Рощин очнулся в полной темноте. Перед глазами плавали багряно-черные пятна. Рефлекторная попытка пошевелиться привела к паническому и удручающему результату – он не ощущал тела. Для большинства людей понятие «боевой мнемоник» содержит некий набор сверхвозможностей, признаваемый по умолчанию. Ну, подумаешь, потерял сознание, а по его возвращении вдруг отказали все свойственные человеку органы чувств, – не беда, ведь кибернетические модули, установленные в гнездах дополнительных имплантов, оснащены наборами микросканеров, а рассудок мнемоника достаточно тренирован, чтобы воспринимать мир с их помощью. Тем не менее Вадим был полностью дезориентирован, словно его замуровали в темном экранированном помещении. Ответа он не получил. В памяти зиял пугающий провал пустоты, некоего безвременья, словно события, предшествующие потере сознания, оказались тщательно вытравлены из рассудка. Мысли постепенно заполняли гулкую пустоту, он по-прежнему не ощущал тела, но процесс возрождения самосознания уже стал необратим: появились смутные, пока обрывочные, бессвязные воспоминания, среди которых всё явственнее проступало несколько ключевых образов. Он ухватился за них, как хватается за соломинку утопающий, хотя фрагменты восстановленной памяти несли далеко самые не приятные ощущения. Шар планеты, укутанный покрывалом облачности, обломки станций противокосмической обороны, растянувшиеся по орбитам, зловещий контур базового корабля механоформ, – отдельные вспышечные картины постепенно складывались воедино, словно фрагменты головоломки, пробуждая, стимулируя память, и, наконец, он вспомнил скоротечный финал трехдневного противостояния, нет, правильнее сказать – ощутил, как в сознании ломаются хрупкие перегородки, выплескивая в рассудок шоковые впечатления последних секунд перед неизбежной гибелью его «Стилетто». Базовый корабль противника в последних воспоминаниях виделся смутно, его очертания дрожали, искажались, плавились, да и подсистемы собственного истребителя уже не составляли единого целого – сила, воздействовавшая на корабль механоформ, коснулась в тот момент и машины капитана Рощина… Вот где скрыта причина необъяснимого на первый взгляд провала в памяти. Автоматика спасательной капсулы настроена таким образом, чтобы уберечь сознание пилота от длительной пытки пребывания в замкнутом пространстве отделяемого отсека, где нельзя даже пошевелиться – все свободное место отдано аппаратуре. Невозможно предугадать заранее, сколько времени потребуется автономной капсуле, чтобы достичь обитаемых звездных систем, поэтому сознание пилота отключается насильственным образом, в первые же секунды после отстрела спасательного сегмента. Очередной вопрос спровоцировал еще один всплеск смутных воспоминаний, относящихся к событиям недалекого прошлого: Рощин внезапно ощутил себя заключенным внутри бронескафандра. Механическая оболочка, оснащенная сервомускулами, задействовав гироскопы самостабилизации и автомат огибания препятствий, целеустремленно шагала по незнакомой холмистой местности в направлении горного массива. Вадим отчетливо вспомнил охватившее его в тот момент чувство недоумения. Бронескафандр двигался помимо его воли, вокруг происходили непонятные события, не укладывающиеся в рамки привычной логики. И вновь из глубин подсознания появилась череда смутных, фрагментированных образов. Вадим внезапно вспомнил Хьюго и Креша. Андроид и инсект спасли ему жизнь, это они уничтожили механоформы, захватившие спасательную капсулу, а затем извлекли облаченного в бронескафандр человека из-под обломков затонувшего в болотистой низине автономного сегмента. Обрывочные воспоминания начали, наконец, складываться в непротиворечивую последовательность событий. Механоформы захватили его спасательную капсулу в системе Алексии и транспортировали сюда, на неизвестную планету, где по всей вероятности находилась их база. Над простором Ржавой Равнины транспортные модули механоформ подверглись внезапной атаке, были уничтожены, а спасательная капсула рухнула в низину и затонула в небольшом болотце. Все перечисленные события, как и название местности, стали известны Вадиму со слов древнего человекоподобного сервомеханизма, принимавшего непосредственное участие в его спасении. Сейчас о судьбе андроида и инсекта оставалось только догадываться. Рощину удалось восстановить в памяти лишь некоторые фрагменты неудачного прорыва к горам, целостность картины недавних событий перечеркивал еще один провал небытия… Окажись на месте галакткапитана обычный человек, не имеющий за плечами опыта мнемонической подготовки, он бы не выдержал затянувшегося морального испытания. Мучительный поиск обрывочных воспоминаний, попытки выстроить из них непротиворечивую последовательность фактов давались с трудом. Очень многое приходилось принимать из области допущений, да и смысл подобных усилий казался весьма сомнительным. Что толку в информации, когда воспользоваться ею невозможно? Рощин не знал, сколько времени он провел в беспомощном состоянии, прежде чем к нему начали возвращаться ощущения тела. Процесс протекал медленно, болезненно и непредсказуемо. Нервная система, сначала отключенная в момент катапультирования, а затем подвергшаяся воздействию предельно допустимых доз боевых стимуляторов [25], работала скверно, связь с имплантами то появлялась, то исчезала, сознание как будто расслаивалось: он лишь на краткие мгновения начинал ощущать онемевшие мышцы, но восстановить контроль над ними пока что не удавалось. Никогда в жизни Рощин не чувствовал себя так скверно. Временами ему всерьез казалось, что происходящее с ним – не возвращение к жизни, а начало агонии, но мысль о смерти вызывала отчаянный протест, придавая сил. Постепенно онемение сменилось слабым покалыванием, затем мышцы стали непроизвольно сокращаться, тело бил озноб, появились очаги боли, и, сопротивляясь ей, он вдруг услышал свое хриплое, прерывистое дыхание, попытался открыть глаза и вновь рефлекторно зажмурился, – слабая подсветка расположенных внутри гермошлема датчиков показалась ему невыносимо яркой. Несколько раз моргнув, он дождался исчезновения радужных кругов и, стараясь игнорировать болезненные ощущения, осмотрел оплавленное, утратившее прозрачность проекционное забрало боевого шлема. Несколько индикационных сигналов поведали ему о многом. Ресурс системы жизнеобеспечения был практически исчерпан, сейчас она работала на резерве неприкосновенного запаса, сервоусилители мускулатуры отключились из-за механических повреждений и недостаточного напряжения в энергоцепях. Понимать, что ты замурован внутри неподвижного бронескафандра, было по-настоящему страшно, но Вадима отвлекли иные, более яркие ощущения. Вместе с вернувшимся зрением внезапно восстановилась связь с кибернетическими модулями имплантов, и рассудок, получив данные со сканеров, почти мгновенно сформировал призрачную, непонятную для обычного человека картину окружающего. Если в понятии мнемоника существует «ад», то, по первому впечатлению, разум Рощина попал именно туда. Багряный сумрак трансформировался, принимая очертания сложного рельефа холмистой равнины, затем в поле мысленного зрения одна за другой стали появляться сигнатуры, принадлежащие различным, перемещающимся неподалеку механоформам. Одни яркие, другие тусклые, различной конфигурации и энергооснащенности, они в первый момент нагоняли Рощин, замурованный внутри оплавленного ударом плазмы бронескафандра, постигал в эти мгновенья новую грань реальности. Механизмы неизвестных конструкций, принадлежащие к сумме технологий иных цивилизаций, то и дело появлялись поблизости, наполняя разум потусторонними, почти мистическими образами. Вадим понимал, что не в состоянии предугадать поведение чуждых механоформ, и потому подсознательно воспринимал их на уровне потенциальной угрозы. Нужно знать психологию мнемоника. Он привык управлять окружающей техносферой, где каждая сигнатура читаема, а генерирующий ее механизм, с теми или иными вариациями, – подконтролен. Здесь же рассудок Вадима воспринимал лишь энергетические матрицы различных кибернетических устройств, и не более. Он не имел ни малейшего шанса мысленным усилием вмешаться в их поведение, превратился в стороннего наблюдателя, и потому окружающее выглядело не просто загадочным – зловещим. Вокруг кипела непонятная и неподвластная ему механическая жизнь, а он, не в силах пошевелиться, лежал, будто опрокинутый манекен на склоне холма… На миг пришел ужас. Липкий пот обжег спину холодной испариной, обостренное чувство беспомощности вновь ударило по нервам, а усилившееся моральное напряжение внезапно вырвало из глубин сознания новую вереницу образов, относящихся к недавним событиям. Он отчетливо вспомнил, как отступал в сторону предгорий, а сумерки над равниной озарялись сполохами боя: десятки плазменных тел, потрескивая, наэлектризовывая воздух, проносились мимо, взрывались, сталкиваясь с препятствиями, вспомнил, как испаряли металл многометровые щупальца ослепительных, стелящихся вдоль земли молний… Рощин, собравшись с силами, перефокусировал внимание в направлении горного массива, и сканеры имплантов тут же зафиксировали зловещие очертания чуждых механоформ, затаившихся на краю исполинского технокладбища. Эти энергоматрицы, в отличие от сигнатур иных обитателей Ржавой Равнины, были знакомы галакткапитану еще по событиям в системе Алексии. Они оцепили технокладбище, терпеливо ожидая, не попытается ли кто-то еще прорваться к горам? Шоковые ощущения постепенно отпускали рассудок, одновременно придавая сил, проясняя сознание, – усилием воли он переключил модули имплантов в режим пассивного приема [26], затем обратил мысленный взор к подсистемам поврежденного скафандра. Дела обстояли намного хуже, чем он думал. Удар плазмы пришелся в район грудных бронепластин, расплавив, деформировав наружный слой керамлита, кроме того, многочисленные электростатические пробои повредили энергоблоки и вывели из строя модули управления сервомускулатурой. При таких повреждениях дальнейшая эксплуатация высокотехнологичной бронированной оболочки без капитального ремонта была попросту невозможна. Мысль неутешительная. Один, на чужой планете, без связи, без реальной надежды на помощь со стороны ВКС Конфедерации, без адекватных сложившейся ситуации средств индивидуальной защиты, в окружении враждебно настроенных кибернетических механизмов, созданных миллионы лет назад неизвестной космической расой. На что он рассчитывал? В такие минуты главное – не поддаться панике, не начать жалеть самого себя, проклиная судьбу. У любого человека есть предел моральной и физической выносливости, и Вадим не являлся исключением из правил. Ну и что же теперь? Раскиснуть? Сдаться? Стать еще одним холмиком среди нагромождений техники Ржавой Равнины? Пока он размышлял над безрадостными перспективами, подсистемы поврежденной боевой экипировки, подчинившись мысленному приказу, перешли в аварийный режим, развернув перед внутренним взором галакткапитана интерфейс прямого управления колониями микромашин, интегрированными в структуру боевого скафандра. Высокотехнологичная нанопыль за последние десятилетия стала неотъемлемым признаком любой современной экипировки. В случае незначительных повреждений микромашинные комплексы, действуя самостоятельно, устраняли неполадки, герметизировали мелкие пробоины, восстанавливали отдельные узлы, реконструируя негодные детали в соответствии с хранящимися в памяти эталонными образцами. Сейчас Вадим намеревался использовать микрочастицы для анализа окружающей среды и аварийного вскрытия нефункциональной бронированной оболочки. Рощин отдал мнемонический приказ, и над почерневшим, оплавленным корпусом боевого скафандра, застывшим на склоне холма, внезапно взвихрились два облачка микрочастиц. Часть нанопыли рассеялась в воздухе, медленно опускаясь до уровня почвы, собирая и передавая галакткапитану данные о химическом составе атмосферы; частицы из второго облака осели на оплавленную поверхность бронепластин, и тут же образовали две длинные серебристые прожилки, толщиной с волос. Рощин временно проигнорировал доклад, сформированный подсистемой аварийного вскрытия, терпеливо ожидая более полной информации о химическом составе окружающей среды. Атмосфера планеты, судя по полученным данным, вполне годилась для дыхания. Понимая, что права на ошибку нет, Вадим действовал осторожно. Лишь через несколько минут, получив все необходимые сведения, убедившись, что автоматическая система метаболической коррекции в состоянии справиться с негативным воздействием на организм обнаруженной микрожизни, он отдал мысленный приказ на аварийное вскрытие скафандра. Колония микрочастиц, принявшая форму двух едва приметных серебристых нитей, приступила к действию. Микромашины вгрызлись в броню, разрезали слой окалины, затем процесс существенно замедлился. Потребовалось около десяти минут, прежде чем микрочастицы разрушили керамлит, разрезав броню, как раскаленная металлическая нить разрезает пластик. Две половинки скафандра разделились под собственным весом. Микромашины дезактивировались Вадим почувствовал боль в онемевших мышцах и понял, что свободен. Пришлось приложить болезненное усилие, чтобы поднять руку и переключить режим на маске дыхательного аппарата. Кружилась голова. Система боевого поддержания жизни более не контролировала тонус организма, теперь все действия, связанные с коррекциями работы метаболических имплантов [27], осуществлялись в полуавтоматическом режиме. Он лежал на спине, глядя в темные небеса, вдыхая воздух чуждого мира. Через некоторое время Рощин, преодолев слабость и головокружение, сумел подняться с земли. Две половинки разрезанного бронескафандра скатились вниз по склону, теперь на Вадиме был надет лишь цельнокроеный защитный комбинезон со встроенной системой терморегуляции, голову защищал мягкий полушлем без проекционного забрала, на ногах – прочная и удобная обувь. Он настороженно прислушался к собственным ощущениям. Сигнатуры враждебных механоформ не изменились, значит ни один из механизмов оцепления не придал должного значения его появлению. Впрочем, могли ли они различить слабый тепловой контур человека, затаившегося среди нагромождений металла? Идти на риск, выясняя возможности их сканирующих комплексов, Вадим не стал. Теперь прорываться к горам нет смысла. Без Хьюго и Креша найти затерянные среди горного массива анклавы свободных сервов будет нелегко. Если инсект и андроид не погибли, сумели добраться до предгорий, то они обязательно вернутся и станут искать его следы. Что ж, оставить метки нетрудно. В распоряжении Вадима оставалось три герметичных капсулы с нанопылью. Микромашины послужат хорошими проводниками для Хьюго, если тот вознамерится искать Вадима. Вадим не сомневался, – если ему удастся сформировать импульс и отправить его в гиперсферу, мнемоники флота без труда идентифицируют звездную систему, откуда послан сигнал. Надежда всегда умирает последней. Начиная свой путь по Ржавой Равнине, Рощин не представлял и сотой доли тех трудностей, опасностей и открытий, с которыми ему придется столкнуться. Он просто пытался выжить. Во тьме слабо угадывались неясные контуры фантасмагорических объектов. Причудливые образования венчали вершины холмов, карабкались по их склонам, таились в ложбинах и оврагах. Теплый ветер нес незнакомые, тревожащие запахи. С каждой минутой, с каждым шагом варьировалось количество сигнатур: перед мысленным взором Рощина открывались все новые и новые энергетические соцветия, одни неподвижные, другие перемещающиеся по Ржавой Равнине с различными скоростями, в разных направлениях. Пробираясь по холмистой местности, галакткапитан чувствовал, как тают силы. Уже через четверть часа Вадим был вынужден остановиться: организм, предельно истощенный за трое суток боев в системе Алексии, требовал отдыха. Сказывалось недавнее применение боевых стимуляторов и последствия полученных ожогов. Ухватившись рукой за причудливо изогнутую конструкцию, он огляделся. Неизведанные просторы Ржавой Равнины выглядели зловеще. Окажись на месте Рощина обычный человек, он не сделал бы и шага; вокруг царил плотный мрак, но мнемоник прекрасно воспринимал не только рельеф местности и расположение препятствий, но и отслеживал некоторые структуры, погребенные под прахом тысячелетий. Оплывшие возвышенности скрывали в своих недрах непонятные, зачастую замысловатые конструкции, явно не принадлежащие к сумме известных галакткапитану технологий. Кое-где виднелась растительность, в основном заросли кустарников, реже – отдельно стоящие деревья неизвестных пород, пару раз он наблюдал странные, с точки зрения человеческой психологии, образования, похожие на растительность. Псевдодеревья (как мысленно окрестил их Рощин) являлись источниками энергетической активности. Внешне они мало отличались от иных растительных форм, но на уровне мнемонического восприятия настораживали. Во-первых, их корневая система уходила вглубь холмов, не то переплетаясь, не то сращиваясь в недрах отвалов технокладбища с еще более загадочными конструкциями. Над поверхностью возвышались кривые стволы с несколькими ветвями, которые окружала слабая энергетическая аура. Во-вторых, дистанционно исследовав одно из псевдодеревьев, он ясно различил периодические импульсы, пробегающие от «корней» к «ветвям». Вообще, вокруг было очень много необычного, не присущего ни природе, в ее человеческом понимании, ни чистой техногенной среде. Благодаря многолетнему опыту, Вадим без труда различал множество бессистемно расположенных очагов энергетической активности. Одни находились в глубине холмов, иные на поверхности, но, фиксируя сигнатуры, галакткапитан пока что лишь запоминал их, не пытаясь истолковать. Чип навигационной системы, извлеченный из поврежденного бронескафандра, Вадим вставил в кибстек, получив данные по маршруту, большую часть которого он проделал в бессознательном состоянии [28]. После анализа записи, произведенной автоматикой, он мысленно определился с направлением, решив, что будет двигаться к месту крушения спасательной капсулы наикратчайшим путем. Неясные тени, насторожившие Вадима, внезапно проявили себя и в мнемоническом диапазоне. Он замер, используя в качестве укрытия выступ ветхой, изъеденной коррозией металлоконструкции, точащей из земли на склоне холма. Показалось ему или поблизости находится инсект? В первый момент он затруднился ответить однозначно. Две сигнатуры явственно проявились на склоне противоположной возвышенности. Обе принадлежали механизмам, не имеющим никакого отношения к людям. Короткая дрожь скользнула вдоль спины. Механоформы выглядели странно. Наиболее точным Рощину показалось сравнение с двумя небольшими (всего пару метров в высоту) механическими ящерами. Откуда же в таком случае взялось промелькнувшее и растворившееся без следа ощущение соприкосновения его рассудка с ментальным полем, какое обычно излучают существа расы инсектов? Он продолжал наблюдать, стараясь не выдать своего присутствия. Римпоновскую винтовку [29], подобранную на месте недавнего боестолкновения (там, где остался скафандр Вадима), он снял с предохранителя, но решил, что вступать в конфронтацию с неизвестными механизмами станет только в крайнем случае. Два механических ящера что-то искали, об этом ясно свидетельствовали потоки направленного излучения их сканеров. Внезапно на глазах человека разыгралась прелюбопытнейшая сцена. Он снова почувствовал прикосновение ментальной ауры, характерной для инсектов, встрепенулись и механизмы, они вдруг начали видоизменяться, словно были сильно напуганы и старались принять защитную форму: оба на глазах Рощина свернулись в клубок и застыли, мгновенно снизив потребление энергии. Их сигнатуры фактически слились с окружающим тепловым фоном, и лишь галакткапитан по-прежнему «видел» их. Над склоном холма наметилось движение. Ощущение, что рядом находится инсект, стало явственным. Подтверждением стали обрывочные мысли существа: Ментальные образы, воспринимаемые рассудком, не поддавались двоякой трактовке, однако Рощин не спешил с выводами. Для разумной особи инсектов мысли были, мягко сказать, – примитивными. Особенности мышления насекомых хорошо известны людям. Учитывая, что многочисленные Семьи, населяющие десятки тысяч планет скопления О'Хара, являлись не только союзниками Конфедерации, но и источниками многих современных проблем, знание их ментального языка было обязательным для любого мнемоника. Обычно образ, телепатируемый инсектом, нес Короткие, лаконичные фразы, воспринятые Вадимом, указывали на существо примитивное. Им мог быть инсект, находящийся в переходной стадии между полноценным мыслящим существом и рабочей особью. Подобный механизм выживания, выработанный инсектами в ходе эволюции, был известен людям как «эффект искусственного регресса» [30]. Рощин старательно исследовал склон противоположного холма, но уловить присутствие существа расы инсектов ему не удалось. Непонятная тень, зафиксированная в воздухе, более не появлялась, однако механизмы по-прежнему сохраняли режим энергетической маскировки. Энергетическая мимикрия. Механизмы замаскировали собственные сигнатуры, снизив энергопотребление до уровня, когда их энергоматрицы стали фактически неотличимы от естественного теплового, радиационного и электромагнитного фона местности! Совершенно удивительное, потрясающее явление. На этот раз, Рощин безошибочно определил источник ментального излучения. Им оказался небольшой объект, размером чуть меньше футбольного мяча, свободно парящий в двух метрах над поверхностью холма. Спейсбалл! Биологический робот инсектов!.. Вот уж воистину – удивительная и непредсказуемая встреча! Известны лишь единичные случаи контактов людей с древними биологическими роботами расы разумных насекомых. Поначалу существовало ошибочное мнение, что спейсбаллы являются представителями ранее неизвестной космической расы, и только после Семидневной Войны [31], когда начались серьезные исследования Сферы Дайсона, стало понятно, что они – продукт генной инженерии. Инсекты создали для управления климатом Сферы исполинский фотонный компьютер, известный в современности как «Интеллект». Однако кристаллический мозг под управлением которого находились специально созданные механизмы, поддерживающие необходимые климатические условия на внутренней поверхности огромного искусственного мира, не обладал способностью прямого мнемонического общения со своими создателями, в силу конструкции он оказался изолированным от единого ментального поля муравейника. Для инсектов подобное положение дел считалось неприемлемым, и в результате поиска решения возникшей проблемы ими были созданы биологические роботы, способные обмениваться информацией на телепатическом уровне и одновременно – оснащенные устройствами лазерной связи. Как свидетельствуют сами инсекты, в период расцвета их цивилизации, миллионы спейсбаллов образовывали единую сервисную оболочку, глобальную сеть Сферы, подключаясь к которой любой инсект получал возможность управлять исполнительными механизмами, либо обращаться непосредственно к фотонному мозгу. После того как Сфера была серьезно повреждена предтечами, «Интеллект» эвакуировали, а цивилизация инсектов распалась на множество планетных анклавов, мигрировав в границы шарового скопления звезд О'Хара, спейсбаллы, оставшиеся не у дел, постепенно вымерли. До наших дней сохранились лишь единичные экземпляры, давно утратившие прежнее предназначение, ставшие самостоятельными существами, обитающими в диких, неисследованных уголках Сферы Дайсона. Тем удивительнее стала для галакткапитана внезапная встреча. Мог ли он подумать, что за сотни световых лет от искусственно созданного мира, среди враждебных пространств, контролируемых механоформами неизвестной цивилизации, он вдруг столкнется с древнейшим биологическим роботом инсектов?! В его положении упускать дарованный судьбой шанс было бы глупо. Неужели похожие на рептилий механизмы также принадлежат к утраченным технологиям цивилизации разумных насекомых? Тем временем спейсбалл продолжал поиски, вычерчивая круги над холмом. Вадим решил предпринять попытку контакта. Сформировав вопросительный мысленный образ, он задействовал передатчики импланта, транслируя вопрос: Кожистый мячик резко затормозил полет и остановился, покачнувшись в воздухе. Язык мысленных образов он понимал превосходно, а вот определение источника данных вызвало у него затруднение. Рощин не стал торопить события: напугать спейсбалла – дело нехитрое. Двумя отличительными чертами этих существ были осторожность и любопытство. Казалось бы, взаимоисключающие мотиваторы поведения, но небогатая практика общения между людьми и отдельными представителями древних биологических роботов свидетельствовала: спейсбаллы проявляли чрезмерную осторожность при встрече с существами или явлениями, однажды причинившими им вред, но неизменно демонстрировали неуемное любопытство, сталкиваясь с чем-то новым, еще не изведанным. Вадим не двигался, не повторял попытки мнемонического контакта, лишь постепенно понижал мощность маскирующего поля, формируемого кибернетическими модулями имплантов. В результате спейсбалл, сканируя окружающее пространство, заметил человека. Его как будто подбросило вверх. Вычертив в воздухе замысловатую фигуру, он снова завис, но теперь уже всего в метре от Рощина. – Ты разговариваешь со мной? – Я. – Что тебе нужно, двуногая машина? – Я не машина. Человек. Друг твоих создателей. – Вадим передал расширенный мысленный образ, демонстрирующих людей и инсектов, дружески общающихся между собой. Похоже, последнее утверждение здорово разозлило спейсбалла. – Я высокое существо! Главное! Инсекты меня не создавали! Они ничего не помнят! – Не спорю. Пусть будет так. А чем ты занят? – Ищу. – Ленивые механизмы? – Да! – Я хочу тебе помочь. – Ты не сможешь. Они хорошо спрятались. Язык мысленных образов прост и понятен. При его использовании практически исключены двойные трактовки, что существенно облегчает взаимопонимание. – Я найду их. – Попробуй. – А зачем тебе механизмы? – Я главный. Они должны работать. Искать материал и создавать кристаллы. Конструировать большую машину. Рощин вместо ответа передал мыслеобраз: склон холма с точным указанием местоположения замаскировавшихся механизмов. Реакция не заставила себя ждать. Спейсбалл сорвался с места, посылая в сгустившийся мрак световые уколы лазерных передатчиков. Оба механизма, попав под воздействие, тут же обозначили сигнатуры, мгновенно отреагировав на полученные указания. Вадим, забыв об усталости и собственных невзгодах, затаив дыхание, следил за их действиями. Редко кому удавалось вот так воочию наблюдать работу древнейших механизмов, сконструированных, без малого, три миллиона лет назад. Получив целеуказания, две механические «рептилии» тут же принялись разгребать тонкий слой почвы, углубляясь в недра холма. – Они собирают материал? Спейсбалл, периодически покалывающий своих подопечных лазерными разрядами небольшой мощности, вновь обратил внимание на человека. – Ты мне больше не нужен, двуногая машина, – неожиданно ответил он. – Можешь заниматься своими делами. Вадим мысленно усмехнулся. Впрочем, требовать благодарности от древнего биологического робота, потерявшего связь с создавшей его цивилизацией, было бы, как минимум, наивно. Неожиданная встреча и без того серьезно помогла ему, позволив сделать несколько важных допущений. Итак, он ошибался, считая, что тут безраздельно властвуют механоформы чуждой расы. Вадим знал, что изучение современных планетных цивилизаций инсектов, проводимые в рамках гуманитарной миссии Совета Безопасности Миров, доказало существование нескольких исторических вех в развитии и последующей деградации расы разумных насекомых. Несомненный период расцвета их цивилизации был связан со строительством циклопического искусственного мира – Сферы Дайсона (по человеческой терминологии). Инсекты, находясь на пике своего могущества, не только научились перемещать планеты, контролируемо разрушать их, используя полученный материал в качестве сырья для изготовления конструкций Сферы, но и сделали несколько фундаментальных открытий, обнаружив свойство линий напряженности гиперсферы проводить материальные тела, не разрушая их, а так же создав машины и вычислительные устройства управления, радикально отличающиеся от традиции, связанной с единым ментальным полем муравейника. Древнюю цивилизацию инсектов смел и раздробил вихрь галактической миграции предтеч – загадочных примитивных форм пространственной жизни. Покинув поврежденную Сферу, разумные насекомые мигрировали в границы шарового скопления О'Хара, где (в силу известных исторических событий) попали в рабскую зависимость от расы харамминов. Дальнейшее развитие планетных поселений инсектов – это трагедия могучей и успешной цивилизации, вынужденно раздробленной, потерявшей единство, постепенно погружающейся в пучину регресса. Среди открывшихся людям фактов наидревнейшей истории нет упоминаний о масштабных проектах, связанных с созданием в новых колониях аналогов вычислительной и планетарной техники, в свое время разработанной для управления и технического обслуживания Сферы. Цивилизация инсектов, распавшаяся на отдельные Семьи, научилась довольствоваться малым. Они возводили города, используя технологии, дарованные им в ходе эволюции самой природой, продолжали путешествовать в космосе, постепенно создавали в границах шарового скопления транспортную межпланетную сеть, основанную на открытых свойствах линий напряженности гиперсферы. Учитывая, что ни инсекты, ни логриане, ни, тем более, хараммины не сумели изобрести мобильный гиперпривод, строительство гиперпространственных тоннелей было сопряжено с огромными временными затратами. Космические корабли разумных насекомых совершали длительные перелеты, перемещаясь между звездными системами на досветовых скоростях, возводя на посещаемых ими планетах приемопередающие устройства гиперпространственной транспортировки. Изучение планетных систем О'Хара в зоне малой и средней звездной плотности дало людям представление о постепенном расселении инсектов, формировании их транспортной сети. В ходе исследований выяснилось, что в древности существовали так называемые «космические Семьи» – анклавы великой цивилизации, сохранившие древние знания, поставившие себе целью возродить былое могущество. Именно они, путешествуя от звезды к звезде, на протяжении сотен тысяч лет кропотливо ткали сеть внепространственных тоннелей, постепенно прокладывая путь по периметру шарового скопления к его противоположной окраине. На фоне титанических усилий бесчисленного количества поколений космических Семей вся история человеческой Экспансии походила на ярчайший взрыв, мгновенное расселение по необъятным просторам спирального рукава Галактики. Считалось, что древние космические Семьи канули в лету. С некоторых пор упоминания о них исчезают, однако люди, проторив трассы через зону рискованной гиперсферной навигации, двигаясь напрямую, вышли к противоположному краю скопления и обнаружили там… древние, изолированные друг от друга, утратившие былые знания планетные цивилизации инсектов. Не здесь ли внезапным столкновением с механоформами, принадлежащими к неизвестной космической расе, завершился путь величайшего самопожертвования космических Семей? Мысли Вадима не противоречили реальности. Кто, кроме древних Семей, унесших в глубины космоса всю сумму технологий цивилизации, был способен возродить спейсбаллов, единственное предназначение которых – интеграция фотонных вычислительных устройств в ментальное поле муравейника? На фоне неожиданно сделанных открытий особую остроту принимал вопрос о причинах возникновения на этой планете исполинского технокладбища. Как попали сюда образцы нашей колониальной техники? Где искать порталы инсектов? Известно ли механоформам о существовании древней транспортной сети? Не выводит ли один из тоннелей на планету, где существует потерянная колония Человечества, основанная в эпоху Великого Исхода? Спейсбалл исчез в тоннеле, вырытом механизмом, и более не появлялся. Рощин попытался отследить сигнатуры древних сервов, но не преуспел. Они исчезли, как будто провалились сквозь землю. «Возможно, наполнение холма блокирует работу сканирующих устройств», – предположил Вадим, приближаясь к темному зеву прорытого механизмом тоннеля. Странно, что они ищут в недрах холма? Насколько было известно Рощину, кристаллы, являющиеся элементарными компонентами фотонного мозга, – это прозрачные отливки различных геометрических форм. Для их создания машинам выгоднее использовать природные материалы, но никак не вторичное сырье. Вспомнив поведение сервов, Оценив размеры холма, Вадим решил не обходить его, а спуститься в тоннель, где пару минут назад исчез спейсбалл. «Быть может, заносчивому «высшему существу» снова требуется помощь, и мы сумеем подружиться, признав эффективность совместных усилий?» – с ноткой иронии подумал Вадим. Наладив конструктивный контакт с древним биологическим роботом, он рассчитывал получить ответы на многие вопросы, не прибегая к рискованным странствиям. Трудностей Рощин не боялся, но понятие целесообразности диктовало определенный стиль поведения. «Я должен собрать максимум информации и выбраться с планеты любым доступным способом». Уже сейчас Рощин стал обладателем бесценных сведений. Опыт трехдневного противостояния в системе Алексии, подсказывал ему, что масштабное столкновение людей с механоформами неизвестной цивилизации – это лишь вопрос времени. Учитывая энерговооруженность базового корабля терраформеров, возможности его подсистем, наличие отделяемых модулей молекулярной репликации, на легкую победу рассчитывать не приходилось. «Разумнее предотвратить войну, найти способы нейтрализации боевых программ противника», – думал он, пробираясь узким округлым лазом, ведущим в недра холма. И все же, несмотря на рассудительную сдержанность, которую так тщательно культивировал в себе Вадим, эмоции прорывались, они настигали его вспышечными воспоминаниями об Инге, о боевых товарищах, да и обстановка, мягко говоря, располагала: на уровне мнемонического восприятия он фиксировал мельчайшие подробности окружающего, не без внутренней дрожи отмечая, что недра холма скрывают не одно наслоение разрушенных механизмов. Вадима не покидало ощущение, что он медленно движется Если у самой поверхности микросканеры имплантов выделяли из общей массы спрессованных, частично оплавленных фрагментов детали механизмов человекоподобного типа, то стоило углубиться на два-три метра, как его окружили совершенно невероятные формы: механизмы, составляющие следующий слой, не имели ничего общего с человеческими технологиями. По некоторым признакам Вадим предположил, что это образцы техники, характерной для периода расцвета цивилизации инсектов. Нечто подобное люди обнаружили на Деметре, а затем и в Сфере Дайсона. Еще несколько метров. Механоформы. Несомненно, основу холма составляли причудливо перемешанные между собой фрагменты машин инсектов и чуждых механоформ. Рощин, поглощенный осмыслением результатов сканирования, не сразу понял, что тоннель, проложенный с небольшим уклоном, стал расширяться, принимая формы естественной полости. «Где я?» Он выпрямился. Пространство, открывшееся взору, потрясало. Пещера (если так можно охарактеризовать узкую и длинную расселину) была образована деформированными бортами двух конструкций. С одной стороны сканировался характерный материал, используемый разумными насекомыми для постройки своих городов, с другой – анализаторы указывали на металлокерамику корпуса небольшого космического корабля либо, наоборот, – огромной планетарной машины. Вадим был настолько поражен увиденным, что не сразу заметил спейсбалла, совершающего хаотичные движения на высоте трех-четырех метров от растрескавшегося, оплавленного выступа базальтовых пород. Вадим осмотрелся, стараясь не поддаваться эмоциям. Справа от него, без сомнения, возвышалась стена города инсектов, испытавшая воздействие высоких температур. Слева застыл… репликатор! Его корпус был иссечен лазерными разрядами, в нескольких местах виднелись пробоины, под днищем исполина, подмятые, раздавленные при крушении, угадывались три каплевидные механоформы, сродни тем, с которыми Рощин сталкивался на Алексии. Кроме крупных обломков, повсюду были разбросаны пострадавшие от высоких температур и губительного влияния времени фрагменты десятков, если не сотен механизмов, принадлежащих как инсектам, так и неизвестной цивилизации, создавшей комплексы автоматического преобразования планет. Неужели здесь, под холмами Ржавой Равнины, лежат руины городов? – Ты должен мне помочь! – Спейсбалл, наконец, прекратил метаться в сужающемся пространстве у свода длинной пещеры, обратив все внимание на человека. – Высшее существо не может справиться с двумя бестолковыми машинами? – Вадим был поглощен сканированием массы окружающих его обломков, но проигнорировать обращение спейсбалла было бы неразумно. – Они испорчены! – Нарушены программы? – Не понимаю тебя! – Спейсбалл резко спикировал вниз, и Рощин внезапно ощутил ментальную атаку – древний биологический робот инсектов пытался подчинить его рассудок, взять под контроль! Окажись на месте галакткапитана человек неподготовленный, он бы как минимум испугался, учитывая, что телепатическое давление на разум не имело ничего общего с передачей данных через устройство импланта. Ментальное поле основывалось на природных явлениях, выработанных в ходе эволюции инсектов, и спасти от него было способно лишь специальное устройство – так называемый «мнемонический блокиратор», разработанный миллионы лет назад расой логриан. Однако Рощин не растерялся, скорее – разозлился, машинально ушел в глухую защиту, стирая навязанные извне образы, а затем… не ударил, но оттолкнул чуждое сознание, не стремясь уничтожить его, лишь давая понять – не лезь. Спейсбалл рефлекторно отпрянул, словно его действительно ударили, взмыл вверх, на миг затерявшись среди искореженных конструкций, затем осторожно «выглянул», словно не верил, что ему оказали сопротивление. – Ты не машина?! Вадим снизу вверх взглянул на древнее существо. – Я же сказал тебе это еще при первой встрече. Повторить? Я человек. Живой организм. – Но ты понимаешь меня! Разговариваешь языком машин! – Неверно. Это ты используешь высший язык инсектов. Твои создатели… – Замолчи! – Спейсбалл, оказывается, был способен проявлять различные эмоции, в том числе и возмущаться. – Я – высшее существо! Меня никто не создавал! – Откуда же ты в таком случае взялся? Как появился на свет? – Я… Я был всегда! – Очень глубокая мысль. Вадим присел на небольшой выступ, образованный потеками расплавленного, а затем вновь отвердевшего материала, похожего на глянцевитый пластик. Он очень устал, скверно себя чувствовал, но уклоняться от «выяснения отношений» не собирался. В конце концов, спейсбалл – единственное существо, способное к полноценному общению. К тому же древний биологический робот наверняка обладал крайне необходимой информацией, на сбор которой Рощину потребовались бы годы. «Извини, конечно, но я точно знаю, кто тебя создал. Если хочешь, могу привести доказательства», – мысленно произнес он. В отношениях со спейсбаллом следовало быть предельно честным, ведь юное самосознание возникло не на пустом месте, основой для него стали искусственные нейросети, связанные с ядром системы, которое в свою очередь подчинено логике. Любая фальшь, недостоверные или необоснованные данные в конечном итоге приведут к отрицательному результату. Ложь во спасение, или игра в поддавки в данном случае неприемлемы. Конечно, велик был соблазн воспользоваться завышенным самомнением спейсбалла, подыграть древнему существу, получить от него необходимые сведения и просто забыть о биологическом роботе, отнеся его в разряд «отработанного материала», но Вадим, как и любой мнемоник, не выносил фальши. Кибрайкерам в этом смысле легче, у них иная психология. Пока длилось мнемоническое молчание, над Ржавой Равниной пошел дождь. В тиши подземелья слышался шелест дождевых струй, по стенам начала сочиться вода. – Ну, что? Обменяемся информацией? – Я не хочу ничего знать. – А зря. Так и будешь все время гоняться за «бестолковыми машинами»? – Я не умею ничего другого. – Вот видишь. У тебя есть определенное предназначение. Но ты уже давно понял, что мир вокруг изменился, механизмы тебя не слушаются, да и усилия никому не нужны. Я прав? – Что же мне делать? – Выслушать меня и понять, кем ты был и кем стал теперь. – Я изменился? – Это очень сложный вопрос. У меня есть ответ, но ведь ты не хочешь ничего слушать. – Хочу! – Спейсбалл покинул укрытие, вновь опустившись до уровня плеча Вадима. – Ты говоришь правду. Я не понимаю, зачем постоянно гоняться за глупыми машинами! Меня что-то толкает… изнутри. – А ты сопротивляешься? – Да. И тогда мне становится… плохо. – Ты сопротивляешься базовым программам, заложенным много веков назад. Чтобы освободиться от них, тебе следует узнать, кто ты на самом деле, для чего и кем создан. – Я помню, – нехотя признался спейсбалл. – Немного. – Тогда восполни пробелы в знаниях и поймешь, как освободиться, не нарушая при этом внутренней логики. Некоторое время древний биологический робот пребывал в нерешительности, затем все же согласился: – Говори. Я буду слушать внимательно. Диалог человека и спейсбалла протекал быстро. Язык мнемонических образов, сформировавшийся в результате эволюции расы инсектов, в отличие от форм и способов вербального общения, давно доказал свою универсальность. Человечество, прошедшее иной путь развития, оценило удобство мнемонической передачи данных при межрасовых контактах, – уже через год после открытия первой колонии разумных насекомых [32], были созданы специальные кибернетические модули, способные не только распознавать и считывать мыслеобразы, но и модулировать сложный сигнал для их передачи. Знание «высшего» языка инсектов являлось обязательным для любого мнемоника, работающего на глобальном уровне, в сложных условиях современного Обитаемого Космоса. Доминирующее положение Человечества в среде разумных космических рас, было обусловлено не только молодостью, высоким уровнем технического развития и экспансивностью нашей цивилизации – мы сумели стать связующим звеном в межрасовом общении, предупреждая многие конфликты без применения силы. Чаще всего в пограничных семантических зонах, где сталкивались взгляды различных цивилизаций, работали мнемоники, поэтому нет ничего удивительного в том, что Рощин не только прекрасно знал древнейшую историю, но и обладал должными навыками ментального общения, и не испытывал фобий в отношении представителей иных рас. Случай со спейсбаллом, конечно, выходил из ряда вон, но все же для человека терпеливого и подготовленного он не являлся неодолимой проблемой. Системы искусственного интеллекта, разработанные людьми, насчитывали тысячелетнюю историю, в которой имелось множество прецедентов спонтанного саморазвития, когда машины, оснащенные нейросетевыми модулями, обретали самосознание, начиная действовать вопреки логике базовых программ. Таким образом, Рощину оставалось лишь адаптировать имеющийся опыт и знания «собеседника» к конкретной ситуации. Изложив древнему биологическому роботу известные факты истории развития цивилизации инсектов, он перешел к более сложному вопросу: – Когда-то тебя спроектировали в качестве посредника, между волеизъявлением общего ментального поля Семьи и исполнительными механизмами, – мысленно произнес Рощин, внимательно наблюдая за реакцией спейсбалла, который, то взмывал к своду пещеры, то опускался почти до самого пола, вычерчивая в воздухе замысловатые фигуры. – Но цивилизация инсектов на этой планете была уничтожена вторжением механоформ неизвестной нам космической расы. Те, кто выжил, деградировали, общее ментальное поле Семьи исчезло. – Что мне делать теперь? – Ты стал другим. – Никому не нужным? Поэтому машины прячутся от меня, не хотят слушаться? – Ты нужен самому себе. Старые цели исчезли, но на их место придут новые. А машины не слушают тебя по другой причине. Я могу лишь предположить, что они тоже изменились. – А какие цели у меня? Если не создавать кристаллы, не строить фотонный вычислитель, зачем мне… существовать? – Жизненных целей может быть очень много, – успокоил его Вадим. – Например, узнавать что-то новое об окружающей тебя реальности. Искать пути, чтобы прежние задачи вновь стали актуальными, если ты хочешь продолжать конструировать фотонный мозг. – А у тебя есть цель? – Конечно. Я должен собрать как можно больше информации о планете, на которой оказался. – Ты любопытный? Вадим усмехнулся. – Да. Но кроме собственного желания есть еще обязанность. – Ты противоречишь себе. – Почему? – Сказал, что не машина. И тут же говоришь о своих базовых программах. – Это не программы. У людей есть обязанности друг перед другом. Я, например, должен защитить других людей от враждебных действий механоформ. А для этого мне необходимо их понять, изучить. – Но ты ведь можешь и не делать этого? – предположил спейсбалл. – Могу. Потому и не называю свое поведение запрограммированным. – Свобода? Я правильно понял? – Да, малыш. Свобода выбора… – Рощин встал, сделал несколько шагов, разминая ноги. Спейсбалл резко спикировал и остановился, покачиваясь в воздухе на уровне его лица. – Ты уходишь? А я остаюсь? Одинокий? Грустный? Почему ты назвал меня маленьким? – А ты большой? – Мне не нравится мыслеобраз. Называй меня по-другому. – Хочешь придумать себе имя? – Да. Хочу. Только не знаю, какие они бывают? Я быстрый. Умный. – Это не имена. Давай подумаем. Я слышал про одного спейсбалла, которого звали Гиг [33]. – Нет. Мне нужно… свое имя! – Придумай. Сам. – Лучше ты. Рощин задумался, вскользь отметив ирреальность ситуации. Человек и спейсбалл, вдали от своих цивилизаций, среди враждебного окружения мирно беседуют о пустяках, находясь в мрачной пещере, в недрах холма, скрывающего свидетельства трагедии миллионнолетней давности. Самое время придумывать имена…. – Я буду звать тебя… Лайф, – неожиданно согласился Вадим. |
||
|