"Михаил Шолохов. Путь-дороженька (повесть)" - читать интересную книгу автора

Александр Четвертый испокон века старичишка забурунный, во хмелю
дурной, а в трезвом виде человек первого сорта. Фамилии его никто не помнит.
Давненько, когда пришел со службы из Иваново-Вознесенска, где постоем стояла
казачья сотня, под пьянку заявил на станичном сходе старикам:
- У вас царь Александр Третий, ну, а я хоть и не царь, а все-таки
Александр Четвертый, и плевать мне на вашего царя!..
По постановлению схода лишили его казачьего звания и земельного пая,
всыпали на станичном майдане пятьдесят розог за неуважение к высочайшему
имени, а дело постановили замять. Но Александр Четвертый, натягивая штаны,
низко поклонился станичникам на все четыре стороны и, застегивая последнюю
пуговицу, сказал:
- Премного благодарствую, господа старики, а только я этим ничуть не
напужанный!..
Станичный атаман атаманской насекой стукнул:
- Коли не напужанный - еще подбавить!..
После подбавления Александр не разговаривал. На руках его отнесли
домой, но прозвище Четвертый осталось за ним до самой смерти.
Пришел Петька к Александру Четвертому перед вечером. В хате пусто. В
сенцах муругая коза гложет капустные кочерыжки. По двору прошел к гуменным
воротцам - открыты настежь. Из клуни простуженный голосок деда:
- Сюда иди, паренек!
Подошел Петька, поздоровался, а дед и не смотрит. Из камня мастерит
молотилку, рубцы выбивает, стоя на коленях. Брызжут из-под молота ошкребки
серого камня и зеленоватые искры огня. Возле веялки сын деда, Яков, головы
не поднимая, хлопочет, постукивает, прибивая к бортам оборванную жесть.
"К чему хозяйствуют-то, в зиму глядя?" - подумал Петька, а дед стукнул
последний раз молотком, сказал, не глядя на Петьку:
- Хотим оставить старухе все хозяйство в справности. Она у меня
бедовая, чуть что - крику не оберешься! Может, кинул бы свою справу как
есть, но опасаюсь, что нареканиев много будет. Ушли такие-сякие, скажет, а
дома хоть и травушка не расти!..
Смеются у деда глаза. Встал, похлопал Петьку по шее, сказал Якову:
- Кончай базар, Яша! Давай вот с постоваловым сынком потолкуем насчет
иного-прочего.
Выплюнул Яков изо рта на ладонь мелкие гвоздочки, которыми жесть на
веялке прибивал, подошел к Петьке, губы в улыбку растягивая:
- Здорово, красненький!
- Здравствуй, Яков Александрович!
- Ну, как, надумал с нами уходить?
- Я вчера деду Александру сказал, что пойду.
- Этого мало... Можно с дурной головой собраться в ночь, и прощай
станица! А надо памятку по себе какую-нибудь оставить. Оченно мы много добра
от хуторных видели! Батю секли, меня за то, что на фронт не согласился
идтить, вовсе до смерти избили, твово родителя... Эх, да что и гутарить!
Нагнулся Яков к Петьке совсем близко, забурчал, ворочая нависшими
круглыми бровями:
- Про то знаешь ты, парнище, что они, кадеты то есть, артиллерийский
склад устроили в станичных конюшнях? Видал, как туда тянули снаряды и
прочее?
- Видал.