"Михаил Александрович Шолохов. Наука ненависти (Рассказ про войну)" - читать интересную книгу автора

пыли, я скрипел от ярости зубами, и песок хрустел у меня на зубах, но
подняться я не мог. Мимо меня шагали мои товарищи. Один из них тихо
сказал: "Вставай же, а то убьют!" Я стал пальцами раздирать себе рот,
давить глаза, чтобы боль помогла мне подняться...
А колонна уже прошла, и я слышал, как шуршат колеса подъезжающего ко
мне мотоцикла. И все-таки я встал! Не оглядываясь на мотоциклиста, качаясь
как пьяный, я заставил себя догнать колонну и пристроился к задним рядам.
Проходившие через речку немецкие танки и автомашины взмутили воду, но мы
пили ее, эту коричневую теплую жижу, и она казалась нам слаще самой
хорошей ключевой воды. Я намочил голову и плечо. Это меня очень освежило,
и ко мне вернулись силы. Теперь-то я мог идти, в надежде, что не упаду и
не останусь лежать на дороге...
Только отошли от речки, как по пути нам встретилась колонна средних
немецких танков. Они двигались нам навстречу. Водитель головного танка,
рассмотрев, что мы - пленные, дал полный газ и на всем ходу врезался в
нашу колонну. Передние ряды были смяты и раздавлены гусеницами. Пешие
конвойные и мотоциклисты с хохотом наблюдали эту картину, что-то орали
высунувшимся из люков танкистам и размахивали руками. Потом снова
построили нас и погнали сбоку дороги. Веселые люди, ничего не скажешь...
В этот вечер и ночью я не пытался бежать, так как понял, что уйти не
смогу, потому что очень ослабел от потери крови, да и охраняли нас строго,
и всякая попытка к бегству наверняка закончилась бы неудачей. Но как
проклинал я себя впоследствии за то, что не предпринял этой попытки! Утром
нас гнали через одну деревню, в которой стояла немецкая часть. Немецкие
пехотинцы высыпали на улицу посмотреть на нас. Конвой заставил нас бежать
через всю деревню рысью. Надо же было унизить нас в глазах подходившей к
фронту немецкой части. И мы бежали. Кто падал или отставал, в того
немедленно стреляли. К вечеру мы были уже в лагере для военнопленных.
Двор какой-то МТС был густо огорожен колючей проволокой. Внутри
плечом к плечу стояли пленные. Нас сдали охране лагеря, и те прикладами
винтовок загнали нас за огорожу. Сказать, что этот лагерь был адом, -
значит, ничего не сказать. Уборной не было. Люди испражнялись здесь же и
стояли и лежали в грязи и в зловонной жиже. Наиболее ослабевшие вообще уже
не вставали. Воду и пищу давали раз в сутки. Кружку воды и горсть сырого
проса или прелого подсолнуха, вот и все. Иной день совсем забывали
что-либо дать...
Дня через два пошли сильные дожди. Грязь в лагере растолкли так, что
бродили в ней по колено. Утром от намокших людей шел пар, словно от
лошадей, а дождь лил не переставая... Каждую ночь умирало по нескольку
десятков человек. Все мы слабели от недоедания с каждым днем. Меня
вдобавок мучили раны.
На шестые сутки я почувствовал, что у меня еще сильнее заболело плечо
и рана на голове. Началось нагноение. Потом появился дурной запах. Рядом с
лагерем были колхозные конюшни, в которых лежали тяжело раненные
красноармейцы. Утром я обратился к унтеру из охраны и попросил разрешения
обратиться к врачу, который, как сказали мне, был при раненых. Унтер
хорошо говорил по-русски. Он ответил: "Иди, русский, к своему врачу. Он
немедленно окажет тебе помощь".
Тогда я не понял насмешки и, обрадованный, побрел к конюшне.
Военврач третьего ранга встретил меня у входа. Это был уже конченый