"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга первая (ПСС том 2)" - читать интересную книгу автора

скулами у него пухли и катались желваки да промеж каменных, по всегдашней
неподвижности, бровей проступил пот.
С той поры редко видели его в хуторе, не бывал он и на майдане. Жил в
своем курене, на отшибе у Дона, бирюком. Гутарили про него по хутору
чудно?е. Ребятишки, пасшие за прогоном телят, рассказывали, будто видели
они, как Прокофий вечерами, когда вянут зори, на руках носил жену до
Татарского, ажник, кургана. Сажал ее там на макушке кургана, спиной к
источенному столетиями ноздреватому камню, садился с ней рядом, и так
подолгу глядели они в степь. Глядели до тех пор, пока истухала заря, а потом
Прокофий кутал жену в зипун и на руках относил домой. Хутор терялся в
догадках, подыскивая объяснение таким диковинным поступкам, бабам за
разговорами поискаться некогда было. Разно гутарили и о жене Прокофия: одни
утверждали, что красоты она досель невиданной, другие - наоборот. Решилось
все после того, как самая отчаянная из баб, жалмерка Мавра, сбегала к
Прокофию будто бы за свежей накваской. Прокофий полез за накваской в погреб,
а за это время Мавра и разглядела, что турчанка попалась Прокофию последняя
из никудышних...
Спустя время раскрасневшаяся Мавра, с платком, съехавшим набок,
торочила на проулке бабьей толпе:
- И что он, милушки, нашел в ней хорошего? Хоть бы баба была, а то
так... Ни заду, ни пуза, одна страма. У нас девки глаже ее выгуливаются. В
стану - перервать можно, как оса; глазюки - черные, здоровющие, стригеть
ими, как сатана, прости бог. Должно, на-сносях дохаживает, ей-бо!
- На-сносях? - дивились бабы.
- Кубыть не махонькая, сама трех вынянчила.
- А с лица как?
- С лица-то? Желтая. Глаза тусменныи, - небось, не сладко на чужой
сторонушке. А ишо, бабоньки, ходит-то она... в Прокофьевых шароварах.
- Ну-у?.. - ахали бабы испуганно и дружно.
- Сама видала - в шароварах, тольки без лампасин. Должно, буднишние его
подцепила. Длинная на ней рубаха, а из-под рубахи шаровары, в чулки
вобратые. Я как разглядела, так и захолонуло во мне...
Шепотом гутарили по хутору, что Прокофьева жена ведьмачит. Сноха
Астаховых (жили Астаховы от хутора крайние к Прокофию) божилась, будто на
второй день Троицы, перед светом, видела, как Прокофьева жена, простоволосая
и босая, доила на их базу корову. С тех пор ссохлось у коровы вымя в детский
кулачок, отбила от молока и вскоре издохла.
В тот год случился небывалый падеж скота. На стойле возле Дона каждый
день пятнилась песчаная коса трупами коров и молодняка. Падеж перекинулся на
лошадей. Таяли конские косяки, гулявшие на станичном отводе. И вот тут-то
прополз по проулкам и улицам черный слушок...
С хуторского схода пришли казаки к Прокофию.
Хозяин вышел на крыльцо кланяясь.
- За чем добрым пожаловали, господа старики?
Толпа, подступая к крыльцу, немо молчала.
Наконец, один подвыпивший старик первый крикнул:
- Волоки нам свою ведьму! Суд наведем!..
Прокофий кинулся в дом, но в сенцах его догнали. Рослый батареец, по
уличному прозвищу - Люшня, стукал Прокофия головой о стену, уговаривал:
- Не шуми, не шуми, нечего тут!.. Тебя не тронем, а бабу твою в землю