"Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга четвертая (ПСС том 5)" - читать интересную книгу автора

телок, кроме того, ежедневно промышляли в озерах рыбу. Христоня числился
главным по рыбному делу. В его ведении был десятисаженный бредень, брошенный
у берега кем-то из отступавших и доставшийся сотне, и Христоня на ловле
постоянно ходил "от глуби", выхваляясь, будто нет такого озера в лугу,
которого он не перебрел бы. За неделю безустального рыболовства рубаха и
шаровары его настолько пропитались невыветривающимся запахом рыбьей сырости,
что Аникушка под конец наотрез отказался ночевать с ним в одной землянке,
заявив:
- Воняет от тебя, как от дохлого сома! С тобой тут ежели еще сутки
пожить, так потом всю жисть душа не будет рыбы принимать...
С той поры Аникушка, не глядя на комаров, спал возле землянки. Перед
сном, брезгливо морщась, отметал веником рассыпанную по песку рыбью шелуху и
зловонные рыбьи внутренности, а утром Христоня, возвратясь с ловли,
невозмутимый и важный садился у входа в землянку и снова чистил и потрошил
принесенных карасей. Около него роились зеленые мухи-червивки, тучами
приползали яростные желтые муравьи. Потом, запыхавшись, прибегал Аникушка,
орал еще издали:
- Окромя тебе места нету? Хоть бы ты, чертяка, подавился рыбьей костью!
Ну, отойди, ради Христа, в сторону! Я тут сплю, а ты кишков рыбьих накидал,
муравьев приманул со всего округа и вонищу распустил, как в Астрахани!
Христоня вытирал самодельный нож о штанину, раздумчиво и долго смотрел
на безусое возмущенное лицо Аникушки, спокойно говорил:
- Стало быть, Аникей, в тебе глиста есть, что ты рыбьего духа не
терпишь. Ты чеснок ешь натощак, а?
Отплевываясь и ругаясь, Аникушка уходил.
Стычки продолжались у них изо дня в день. Но в общем сотня жила мирно.
От сытного котла все казаки были веселые, за исключением Степана Астахова.
Узнал ли от хуторных казаков Степан, или подсказало ему сердце, что
Аксинья в Вешенской встречается с Григорием, но вдруг заскучал он, ни с того
ни с сего поругался со взводным и наотрез отказался нести караульную службу.
Безвылазно лежал в землянке на черной тавреной полсти, вздыхал и жадно
курил табак-самосад. А потом прослышал, что сотенный командир посылает
Аникушку в Вешенскую за патронами, и впервые за двое суток вышел из
землянки. Щуря слезящиеся, опухшие от бессонницы глаза, недоверчиво оглядел
взлохмаченную, ослепительно яркую листву колеблющихся деревьев, вздыбленные
ветром белогривые облака, послушал ропщущий лесной шум и пошел мимо землянок
разыскивать Аникушку.
При казаках не стал говорить, а отвел его в сторону, попросил:
- Разыщи в Вешках Аксинью и моим словом скажи, чтобы пришла меня
проведать. Скажи, что обовшивел я, рубахи и портки нестираные, и, к тому же,
скажи... - Степан на миг приумолк, хороня под усами смущенную усмешку;
закончил: - Скажи, что, мол, дюже соскучился и ждет вскорости.
Ночью Аникушка приехал в Вешенскую, нашел квартиру Аксиньи. После
размолвки с Григорием она жила попрежнему у тетки. Аникушка добросовестно
передал сказанное ему Степаном, но для вящей внушительности добавил от себя,
что Степан грозил сам прийти в Вешенскую, в случае если Аксинья не явится в
сотню.
Она выслушала наказ и засобиралась. Тетка наспех поставила тесто,
напекла бурсаков, а через два часа Аксинья - покорная жена - уже ехала с
Аникушкой к месту расположения Татарской сотни.