"Артур Шопенгауэр. О воле в природе" - читать интересную книгу автора

действительности, на которой они возникли, непосредственно в философию;
поэтому они не носят характер постороннего свидетельства и, будучи
восприняты мною самим, не могут быть столь неопровержимы, недвусмысленны и
убедительны, как те подтверждения, которые относятся к собственно метафизике
и непосредственно даны ее коррелятом, физикой (в широком смысле слова
древних мыслителей). Физика, следовательно, естествознание вообще, должна,
следуя своим путем, прийти во всех своих ответвлениях в конце концов к
точке, где завершатся ее объяснения: это - область метафизики, которую
физика воспринимает как свою границу, выйти за пределы которой она не может;
она останавливается на ней и передает свой предмет метафизике. Поэтому Кант
справедливо сказал: "Очевидно, что первоисточники действий природы должны
быть темой метафизики" ([Мысли] об истинной оценке живых сил,  51).
Следовательно, то недоступное и неведомое физике, на чем ее исследования
завершаются, и что впоследствии ее объяснения предполагают как данное, она
обычно обозначает словами "сила природы", "сила жизни", "влечение к
созиданию" и т. п., которые говорят нам не более, чем х, у, z. Если же в
отдельных благоприятных случаях особенно проницательным, и внимательным
исследователям в области естествознания удается как бы украдкой бросить
взгляд за ограничивающую их знание завесу и не только почувствовать границу
как таковую, но и в некоторой степени воспринять ее свойства и даже
заглянуть в лежащую по ту сторону область метафизики, а оказавшаяся в столь
благоприятном положении физика прямо и решительно определяет исследованную
таким образом границу как то, что некая метафизичекая система, в данный
момент ей совершенно незнакомая, черпающая свои доводы из совсем иной
области, установила истинную сущность и последний принцип всех вещей,
которые она, к тому же, признает только явлениями, т. е. представлениями, -
тогда эти различные по роду своих занятий исследователи поистине должны
чувствовать себя как горнорабочие, которые ведут друг к другу в недрах земли
с двух далеко отстоящих точек две штольни и после длительной работы в
подземной тьме, где они ориентировались только на компас и ватерпас,
наконец, с радостью слышат долгожданные удары молотов с противоположной
стороны. Ибо эти исследователи постигают теперь, что они достигли так давно
и тщетно желаемой точки соприкосновения между физикой и метафизикой, которые
так же не могли прийти в соприкосновение, как небо и Земля, что достигнуто
примирение обеих наук и найдена точка их соединения. А философская система,
которая приходит к такому триумфу, обретает этим такое сильное и
удовлетворяющее внешнее доказательство своей истинности и правильности, что
большего и представить себе невозможно. По сравнению с таким подтверждением,
которое можно считать арифметической проверкой, признание или непризнание ее
в определенный период времени вообще не имеет значения, особенно если
принять во внимание, на что распространялось подобное признание и что его
получает, - из всего того, что сделано после Канта. На все то, что творилось
в Германии в течение последних сорока лет под названием философии, у публики
начинают открываться глаза, причем все больше и больше: настало время
подведения итогов, и теперь станет очевидно, дали ли бесконечно
продолжающиеся после смерти Канта писания и споры какую-либо истину. Это
позволяет мне не останавливаться на недостойных предметах, тем более, что о
том, что преследует моя цель, более кратко и красноречиво повествует
следующий анекдот: Когда во время карнавала Данте затерялся в толпе масок, и
герцог Медичи повелел его разыскать, а те, кому это было поручено,