"Николай Николаевич Шпанов. Искатели истины " - читать интересную книгу автора

Как уже сказано, Кручинин не принадлежал числу тех, кто встречает людей
по наружности. Тем не менее изучение внешности всегда имело существенное
влияние на ею отношение к собеседнику.
Тут нужно особенно подчеркнуть то, что короткий, но внимательный осмотр
приближающегося к нему молодого человека не был для Кручинина первым. Потом
Грачик узнал, что с самого момента своего появления в санатории он стал
предметом изучения Кручинина. Нил Платонович был большим человеколюбом.
Появление на его горизонте всякой новой фигуры интересовало его. Новому
человеку нужно было оказаться полным нулем, чтобы Кручинин остался к нему
равнодушным.
Итак, Грачик, как сказано, не мог и знать, что Кручинин уже давно
составил себе о нем представление, как почти всегда, довольно верное.
Не нужно было заглядывать в анкету Грачика, чтобы с уверенностью
определить его армянскую национальность. В меру крупный, тонких линий нос с
большими нервными крыльями, мягко очерченные губы сочного рта, не выдающего
сильного характера, очень большие, темно-карие глаза под бровями, которые
художник, вероятно, признал бы слишком пушистыми, слишком подчеркнуто
черными и чересчур близко сошедшимися над переносицей. Ко всему этому -
нежный загар, разлитый по гладкому, девичьей нежности лицу. Все это были
детали, удачным сочетанием которых природа создала приятное, отмеченное
нервной живостью и темпераментом лицо. К этому можно было добавить
маленькие, без излишнего кокетства, но аккуратно подбритые усики, едва
заметную синеву на подбородке и волну иссиня-черных волос, лежащих
непослушными прядями, несмотря на очевидные старания уложить их при помощи
воды и бриолина. Руки - часть тела, на которую Кручинин всегда обращал
особенное внимание, - подчеркивали впечатление нервности, производимое
наружностью Грачика.
Однако Кручинин уже после двух-трех дней наблюдения за этим
понравившимся ему с первого взгляда молодым человеком определил, что
нервность и темпераментность, которыми дышала наружность Грачика, находились
под достаточно крепким замком твердой воли и хорошего воспитания.

Когда Грачик приблизился, Кручинин встретил его прямым взглядом весело
искрящихся глаз. Вместо приветствия он добродушно спросил:
- Что скажете? - и указал кистью на мольберт.
Грачик зашел ему за спину и взглянул на холст, ожидая увидеть березки,
перед которыми стоял мольберт. Но, к его удивлению, там было изображено
нечто совсем иное: церковь заброшенный погост.
Вокруг сияла радость ясного солнечного утра, а этюд был освещен
розовато-сиреневой грустью заката.
- Разве не удобнее писать с натуры? - удивленно спросил Сурен.
- Прежде я так и делал, - сказал Кручинин, - когда зарабатывал этим
хлеб.
- А теперь?
- Теперь это - тренировка глаз. Вот, скажите: верно схвачено вечернее
освещение? Я был там только раз и всего минут десять. Нарочно не хожу
больше, пока не закончу. Как с освещением, а? В остальном-то я уверен.
- В чем вы уверены? - не понял Грачик.
- В деталях: церковь и... вообще все это, - он указал на изображение
погоста.