"А.Шишов. Минин и Пожарский " - читать интересную книгу автора

задерживали всех и заставляли распоясываться. Интервенты тщательно
обыскивали каждую повозку, прибывавшую в город. "...Мы... день и ночь стояли
на страже,- писал поляк Маскевич,- и осматривали в городских воротах все
телеги, нет ли в них оружия: в столице отдан был приказ, чтобы никто из
жителей под угрозой смертной казни не скрывал в доме своем оружия и чтобы
каждый отказал его в царскую казну. Таким образом случалось находить целые
телеги с длинными ружьями, засыпанными сверху каким-либо хламом; все это
представляли Гонсевскому вместе с извозчиками, которых он приказывал
немедленно сажать под лед". Но и под страхом смерти на дворах и подворьях
Москвы ковалось оружие.
В самой Москве постепенно накапливались силы для выступления против
интервентов. Руководители венского ополчения задумывали двойной удар - извне
и изнутри столицы. В Москву задолго до восстания из подмосковных местечек и
деревень сходились люди пол предлогом поиска защиты, тайно принося с собой
оружие, приходили и ополченцы Ляпунова, переодевшись в городское платье, их
никто не узнавал, так как они смешивались с городское чернью. Изменник
боярин Салтыков советовал польскому командованию спровоцировать
преждевременное выступление московского населения, с тем чтобы расправиться
с патриотами до подхода земского ополчения. 17 марта после традиционного
шествия патриарха в Кремль во время церковного праздника в вербное
воскресенье Салтыков говорил польские панам о том, что она упустили удобный
случай для расправы с москвичами: "Ныне был случай, и вы Москвы не били, ну
так они вас во вторник будут бить".
Иноземные захватчики была всерьез обеспокоены надвигающимися событиями
и планировали свои контрмеры против земского ополчения. Вот что по этому
поводу писал одна из них, польский ротмистр Маскевич: "Мы были осторожны;
везде имели лазутчиков... Лазутчики извещали нас, что с трех сторон идут
многочисленные войска к столице. Это было в великий пост, в самую распутицу.
У нас бодрствует не стража, а вся рать, не расседлывая коней ни днем ни
ночью... Советовали нам многие, не ожидая неприятеля в Москве, напасть на
него, пока он еще не успел соединиться, и разбить по частям. Совет был
принят, и мы уже решились выступить на несколько миль от столицы для
предупреждения замыслов приятельских".
Но осуществить такой план противнику не удалось: отбить ополчение у
интервентов, засевших в Москве, не хватало войск. Оставить столицу - жалко:
рушился давний план завоевания Российского государства, терялась надежда на
дальнейшее личное обогащение. Гетман Гонсевский решил остаться в осаде,
надеясь, что к нему в скором времени подойдут подкрепления из Польши, куда
были посланы гонцы за помощью.
Интервентов очень беспокоило и то, что на стенах Белого города и
Деревянного (или Земляного) города находились многочисленные пушки, которые
москвичи в случае восстания могли повернуть против польских войск.
Гонсевский приказал стащить всю артиллерию со стен и перевезти в
расположение своих войск. Туда же свезли все запасы пороха, изъятые из лавок
и селитряных дворов. Отныне пушки, установленные на кремлевских и
китайгородских стенах, держали под прицелом весь обширный Московский посад.
И все же, несмотря на все меры предосторожности, интервенты трепетали.
"Уже нельзя было спокойно спать среди врагов, таких сильных и жестоких,-
признавался тот же Маскевич.- Все мы утомлялись частыми тревогами, которые
были по четыре и по пять раз в день, и непрестанною обязанностью стоять по