"Борис Самуилович Штейн. Донный лед " - читать интересную книгу автора

спрашиваю, что за ремонт был в понедельник у одного бульдозериста и пяти
автомашин, где ремонтная ведомость, перечень израсходованных материалов,
запчастей и принадлежностей и где росписи о получении инструктажа по технике
безопасности перед началом производства ремонта?
Вот так, - сказал после небольшой паузы Зудин, вовсе не дожидаясь
ответов на свои вопросы. - Вот так. А в-шестых, можешь не отвечать, я сам
тебе скажу. Никаким ремонтом никто не занимался, а занимались пьянкой и
опохмелкой. Так или не так? А ты за то, что они занимались пьянкой,
расшатывали свое здоровье, да еще техника простаивала, что само по себе уже
убыток государству, ставишь им восьмерки и, стало быть, собираешься платить
из государственного кармана.
Истомин слушал все это, сжав губы и выкатив глаза, и папироса в его
пальцах погасла. Зудин дал ему прикурить от зажигалки и закончил совершенно
спокойно:
- Да ты знаешь, что ты преступник и тебя надо судить?
От этих тихих слов Истомин поднялся во весь свой богатырский рост, он
буквально навис над маленьким и сухим Зудиным и заревел в гневе и в
истерике, упираясь в стол кулачищами:
- Пошел ты к такой-то матери! Много ты понимаешь в наших делах, сопля
зеленая!
Но и этот его рев и ругань Зудин не принимал во внимание.
Он просто показал Истомину табель и спросил:
- А что тут понимать?
Потом сложил табель вчетверо и, вложив в бумажник, спрятал в карман.
Нельзя сказать, чтобы он сделал это как-то особенно демонстративно. Да здесь
особенной демонстрации и не требовалось. От этого скорей делового, чем
демонстративного жеста Истомин сник, замолчал, только насупился еще сильнее.
Молчал и Зудин.
Так они молчали минут, наверное, пять, не меньше. Потом Истомин, словно
решившись, сказал "ладно!" и стал развязывать тесемки своей обтрепанной
папки. Раскрыв папку, сунул Зудину под нос какой-то лист, сказал "вот!" и
отвернулся.
Зудин принялся разглядывать бумагу. Это был точно такой же табель, за
эту же самую неделю, только в тех клеточках, где в первом табеле стояло "р",
здесь стояло "п" - прогул.
- Это что еще за двойная бухгалтерия? - удивился Зудин.
Истомин не сразу ответил. Он как-то обмяк - плечи будто опали, голова
опустилась и голос полинял, скорее всего оттого, что Зудин никак не
прореагировал на его истерику и прямое оскорбление, не то чтобы сдержался, а
просто не прореагировал, не заметил самым естественным образом. Промелькнула
мысль, что Зудина на горло не возьмешь, что он и сам умеет, если надо,
глотку драть, но ему не надо, он свое уже оторал, и для него все это
семечки. И от этой мысли Глеб Истомин скис, сломался, потух.
И он стал искать мира с Зудиным, улыбнулся виновато и проговорил уже
искательно:
- Сейчас все объясню...
Но и этот искательный тон Зудин не принял во внимание.
Он просто стал ждать объяснения, и все.
- Понимаешь, Герман Васильевич, они что прогуляли, то прогуляли. Но -
отработают. Как чуть заартачится - я ему этот табель под нос: мол, хочешь,