"Илья Петрович Штемлер. Поезд " - читать интересную книгу автора

- Надо было в Москву писать, в Совмин, - возразил другой голос.
- Что толку? Пиши - не пиши... - не согласился третий голос.
Дядя Алекпер ждал, когда возгласы утихнут.
- Словом, я хочу сказать, Нико... Спи спокойно, дорогой брат, мы
никогда, никогда тебя не забудем.
Дядя Алекпер умолк и сделал шаг в сторону. Возникшая тишина сгущалась,
становясь какой-то неловкой.
- Я скажу слово. - Старый Хачатур шагнул к тому месту, что освободил
дядя Алекпер. - Дорогой Николай Георгиевич, - Хачатур обвел всех взглядом
мудрого человека и вновь обратил взор в сторону гроба. - Дорогой Николай.
Для кавказца семьдесят лет не возраст... Но я что хочу сказать... Мы всегда
гордимся, когда наша страна вырывается вперед. Наши железные дороги впереди
американских на целую эпоху. На каждый километр пути мы перевозим в шесть
раз больше груза, чем американцы. И во всем этом твоя большая заслуга,
дорогой Николай Георгиевич... Ты прошел большой путь от осмотрщика вагона до
машиниста локомотива. Последние несколько лет, по состоянию здоровья, ты
перешел на диспетчерскую работу, потом стал пенсионер. Когда обслуживание
пассажиров разделили между двумя начальниками - вагонным управлением и
пассажирским главком, - ты увидел, что это не годится, что пассажиру стало
хуже. Твое сердце, Николай, дорогой, и жены твоей Марии... Ваши сердца не
могли успокоиться. Вы не начали вечером пить спокойно чай, вы стали
разрабатывать предложения. И я, Хачатур Тер-Ованесян, уверен, что рано или
поздно твое дело, Николай, закончит твой сын Аполлон, который, как отец,
железнодорожник... Почему тебя тогда не поняли? Потому, что время твое тогда
не пришло, другие заботы были в стране. Сейчас надо пробивать... Поэтому спи
спокойно, дорогой. Товарищи не оставят" твою семью. Если что надо, пусть
придут к ветеранам... И вообще, не беспокойся, дорогой...
Полный достоинства, Хачатур отошел в сторону, скромно позвякивая
медалями.
- Молодец, Хачатур, правильно сказал, - поддержал такой же дряхлый
старик со слуховым аппаратом в круглом, как блюдце, ухе. - Я тоже так
думаю...
Потом выступали еще. Соседи, сослуживцы, двоюродный брат отца из
Навтлуги говорил от всех тбилисских родственников.
Полусухой тутовник, единственное дворовое дерево, накинул на толпу
дырявую сеть теней, и, казалось, под легким ветерком сеть шевелится,
сдерживая тугой улов.
Панихида затянулась, желающим выступить не было конца.
С улицы послышались деликатные сигналы автомобилей. Шоферы напоминали,
что время истекает, их ждут другие заказчики, - они же на работе.
Слывший среди стариков "отчаянным" Хачатур Тер-Ованесян бросил робкому
дяде Алекперу:
- Кончай, Алекпер. Еще на кладбище говорить будут. - Тем самым он еще
дал понять, что лучше него все равно никто не скажет.
Дядя Алекпер облегченно вздохнул и посмотрел в сторону крыльца, где
бездельничали музыканты.
Руководитель оркестра приподнял белую трубу.
Музыканты сползли с перил и принялись неторопливо разбирать лежащие на
полу инструменты, точно поднимали из пыли отдыхающего слона. Особенное
сходство с ним придавал свернутый хоботом бас-геликон. Даже неизвестно, где