"Вадим Штепа. RUтопия" - читать интересную книгу автора

не идеями и доводами, а собственной социальной тяжестью. Свинцовый зад
бюрократии перевесил голову революции. Такова разгадка советского Термидора.
С этим трудно не согласиться. Однако бюрократический аппарат нового
режима стал первым создавать не Сталин, а сам Троцкий, окруживший себя в
бытность председателем Реввоенсовета тысячами "идеологических работников" в
черных кожанках. Именно в недрах троцкистского аппарата в 1918 году родилось
зловещее для истории ХХ века понятие "концлагерь". Так что обвинения
Троцкого в адрес Сталина напоминают скорее зависть постаревшего учителя к
превзошедшему его ученику-выскочке. Все дело состояло лишь в том, что в
борьбе бюрократических группировок сталинский аппарат оказался эффективнее
троцкистского.
Глубже к анализу этой проблемы подошел известный югославский коммунист,
а впоследствии диссидент Милован Джилас, обратив внимание на то, что вместо
обещанного "бесклассового общества" в коммунистических странах фактически
возникает некий "новый класс":
Некогда инициативная, живая, компактная, партия с неизбежностью
превращается для олигархов нового класса в аморфный привычный довесок, все
сильнее втягивающий в свои ряды жаждущих пробиться наверх, слиться с новым
классом и отторгающий тех, кто по-прежнему верит в идеалы.
Однако вряд ли этот "класс" является таким уж "новым". По существу, в
процессе перерастания утопии в антиутопию происходит просто реставрация того
же самого, "дореволюционного", консервативно-репрессивного режима - но
только, по логике раскручивающейся спирали, более жестокого, чем прежний.
Эту циклическую закономерность Достоевский предсказал устами Шигалева из
"Бесов":
Мое заключение в прямом противоречии с первоначальной идеей, из которой
я выхожу. Выходя из безграничной свободы, я заключаю безграничным
деспотизмом.


* * *

В 30-е годы в СССР на фоне прекрасной песни "Мы рождены, чтоб сказку
сделать былью" происходило нечто прямо противоположное. Делалось все, чтобы
максимально отдалить друг от друга "сказку" и "быль". Те, кто еще вспоминали
самую что ни на есть марксистскую, коммунистическую мечту об "отмирании
государства", рисковали быть немедленно обвиненными в "антисоветской
пропаганде"!
Главное преступление Сталина состояло не в установлении им
тоталитарного режима (он лишь довел эту тенденцию до апогея), но в том, что
он доктринально обосновал его в марксистских терминах, чем создал прочную
ассоциацию марксизма с ГУЛАГом. Он выдвинул и сделал официальным для
советской пропаганды тезис о "нарастании классовой борьбы в процессе
построения социализма". В результате "диктатура пролетариата" из краткой
революционной неизбежности превращалась в постоянную необходимость,
"бесклассовое общество" уходило куда-то за исторический горизонт, а
коммунистическая утопия была окончательно подменена банальной охранительной
идеологией.
Тем не менее, и поныне довольно часты неразборчивые попытки списать все
преступления советского режима на утопию как таковую.[8] Историк и