"Борис Штерн. Записки динозавра" - читать интересную книгу автора4 Редакция "Науки и мысли" расположена в бывшей коммунальной квартире с тремя низкими полуподвальными комнатами и темной прихожей. Ашот Сахалтуев к юбилею обклеил прихожую белыми журнальными обложками, от первой до последней набравшимися за сколько-то там лет. Сегодня я подпишу в печать очередной, апрельский номер. Начиная журнал, Ашот долго объяснял мне, почему обложка должна быть непременно белой, но я уже подзабыл в чем там дело... возможно, специально для обклеивания прихожих под обои. Этот человек узурпировал власть в "Науке и мысли" в области художественного оформления, и мне ничего не остается делать, как подписывать в печать его собственные иллюстрации и картинки его дружков - художников ультрасовременного направления, которых Ашот приглашает сотрудничать. В Печенежки реалистов не заманишь, и к нам попер авангард... или как он сегодня называется... андеграунд? Пусть. Читателям, в общем, этот дизайн нравится, хотя иногда наши иллюстрации смахивают на бред сумасшедшего, а иногда - на обычное озорство: то возьмут, нарисуют к серьезной проблемной статье о безотходном производстве натуральный ночной горшок с натуральным дерьмом... то изобразят еще чего похуже... Из-за этих картинок у нас время от времени случаются неприятности - директор нашего издательства товарищ Моргал однажды написал на сигнальном экземпляре красным фломастером простую и ясную резолюцию: "ОБСТРАКЦИЯ!" Два раза подчеркнул и расписался. С тех пор это словечко стало в редакции этаким паролем - в пылу какого-нибудь никчемного спора чьей-то гордыни с чьим-то гонором, кто-нибудь третий почешет за ухом карандашом и глубокомысленно изречет, нажимая на звук "О": - Обстракция! И всем все становится ясно. Я долго стою в нарядившейся белой прихожей и разглядываю обложки. Очередной заскок, не могу оторваться. Наконец с трудом передвигаю взгляд в угол на чьи-то средневековые потертые лыжи с тропическими бамбуковыми палками. Зачем здесь лыжи? Не знаю. Наверно, кто-то пришел на лыжах в редакцию. Меня никто не замечает. Им начхать на своего главного редактора, у них сегодня подготовка в набор майского номера. Из большой комнаты, где двенадцать письменных столов и суета сует, доносится голос Ашота. Он о чем-то спорит с завотделом Дроздовым, в которого когда-то была влюблена моя внучка. (Там был целый роман - правда, дешевый и на плохой бумаге, как в "Роман-газете", - но об этом молчок!) Вслушиваюсь. Ашот и Дроздов пытаются совместить очередную статью с иллюстрацией, но у них ничего не выходит. Статья под названием "Зубная боль профессора Степаняка-Енисейского" должна бракосочетаться с картинкой, где изображена громадная кариесная челюсть. - Вам, художникам, главное картинка, а там хоть трава не расти, - от баритона Дроздова начинают вибрировать лыжи. - Пусть текст будет хоть |
|
|