"А.Щербаков. В.И.Чапаев - новые истории" - читать интересную книгу автора

гвоздя. - Обя-я-язательно буем...
- Тебе ? На Анке ? Жениться ? Ха ! - Василий Иванович выронил
самокрутку и зашелся в истерике.
Петька, как оплеванный и обернутый мятой бумагой и шкурками от воблы,
стоял на четвереньках и смотрел, как веселится начдив.
Сухое прошлогоднее сено горело, как керосин. Яркий столб
оранжевого-красного огня поднялся до небес. Петька, в одном сапоге и
кальсонах, и Василий Иванович, в гимнастерке, стояли рядом и смотрели на
пламя. Анка сжимала под мышкой валенок и помятый тульский самовар.
- Повеселились, - сказал Василий Иванович, отбирая у Анки валенок, а у
Петьки - сапог.
- Хороший был, конечно, сеновал, - поддакнул Петька.
- А скажи мне, Анна, - потребовал Василий Иванович. - Вот помнишь ли ты
такого козла, из города, ну, который еще на петькину кобылу залазить никак
не мог ?
- Этого, Фурманова-то ? Ну, помню, конечно...
- Что у тебя с етим мерином было ? Признавайся !
- Это ты, Василь Иваныч, в какой такой смысле ?
- В полюбовной, - и Василий Иванович гневно погромыхал одревеневшим
валенком.
- А не было ничего... - созналась Анка. - Я его и так, и сяк, а он мне:
"Анна Семеновна, марксизьм, говорит, не допущает, чтобы пролетарка так,
говорит, приперла пролетария. Для этого, говорит, и кровати имеются, и
всякие сподручные средствы..."
- А вот допустим, что я не в полюбовной, а в политической смысле спросю
? - вмешался Петька, которому без сапога стоять было вмеру холодно.
- А в политисьской смысле он меня как лбом об стенку, - сказала Анка. -
Я ему говорю: "товарищ Фурманов, могет такое быть, чтобы Луна на Землю с
громыханиями всякими гикнулась ?". А он мне: "Марксизьм, говорит, Анна
Семеновна, таких супротиворечиев не дозволяет, потому что гвоздики, которыми
Луна на небо забита, говорит, весьма даже марксистские люди делали, и по
совести, говорит, а не так, как вы мне утром жареный картомфель со стами
граммами выдали."
- Ну, Петька, скажи мне про наше с тобой впечатление относительно
такого скверного типа ? - потребовал Василий Иванович.
- Расстрелять его хорошо бы, - признался Петька, у которого к Фурманову
были свои, Отелловские, претензии.
- Стрелять - это мы завсегда готовы, но только как нам енто дело
отобосновать и чтоб он потом никуда на нас, на меня то есть, не жаловалси ?
А ?
- Надобно, Василь Иваныч, крепко подумать, - сказал Петька и постарался
незаметно удалиться. С крепкими раздумьями у Петьки всегда было плохо.

Светало. На небе подозрительного контрреволюционно-голубого цвета
шпионски появилось непролетарское желтое солнце. Молодой петух, увидев на
заборе курицу, постарался завладеть ею, и, получив по морде от другого
петуха, дико закукарекал. Петька, мирно балдеющий на крыше дровяного сарая,
встрепенулся и съехал в канаву.
"Мать вашу... Дня вам мало", - подумал Петька, забираясь обратно на
крышу и поправляя выползшую из штанов рубаху.