"Николай Николаевич Штучкин. Грозное небо Москвы (про войну)" - читать интересную книгу автора

стало зловещим.
- Такое впечатление, - говорит Анатолий Шевчук, - будто вижу кресты.
У меня неприятно засосало под ложечкой, я хотел что-то сказать, но в
это время послышался шум. В дежурном звене зарычали моторы, и "Чайки",
плеская синим огнем из выхлопных патрубков, порулили на старт. Взлетели.
Через минуту рокот растаял в завывающем гуле чужих машин.
Быстро идем к телефону. Шевчук позвонил на КП, спросил, кто и куда
улетел. Положив трубку, сказал:
"Федотов и Глебов пошли на Истру".
Не прошло и пяти минут, как послышались выстрелы: в небе над
Волоколамском сверкнули багровые, в искрах, разрывы снарядов зениток, а в
дежурном звене снова зарокотали моторы и взлетели еще две "Чайки".
- Кулак и Кохан. Туда же, - сказал Анатолий. Спустя около часа
возвратился Федотов.
- Где остальные? - забеспокоился Писанко.
- Не знаю, - растерянно ответил летчик. - А разве они не вернулись?
Раскусив тактику немцев, мы встречаем их на всех вероятных маршрутах
полета. Дежурим с рассвета до темноты, часами не покидаем кабины.
В ночь на 25 июля немцы снова пытались прорваться к Москве, но налет
был отражен. Потом 26 июля. Еще и еще. Полки, стоявшие на аэродромах вокруг
Москвы, успешно отражали налеты. Уже загремела слава героев первых боев:
Катрич, Матаков, Александров, Платов, Шумилов, Голубин... О них говорят,
пишут в газетах. И только мы все никак не проявим себя. Заместитель
командира второй эскадрильи Федотов встретил противника, гнался за ним, а
когда убедился, что догнать не сумеет, не выдержал, нажал на гашетки. И зря,
без пользы себя демаскировал. "ШКАСы" не достали бомбардировщик, а
фашистский стрелок, располагая более мощным оружием, в темноте ударил по
всплескам огня на "Чайке", и Федотову пришлось покинуть ее, спасаясь на
парашюте.
В тот день, когда Кохан вернулся в часть на попутной машине, оставив
разбитую "Чайку" где-то на поле, Писанко пригласили в Волоколамский райком
партии. Он не услышал и слова упрека. Ему только сказали, что хотели бы
поздравить кого-нибудь из его пилотов, одержавших победу в бою...
- Посудите сами, товарищи, - говорил Писанко, - скорость нашей машины
меньше, чем скорость немецких. Летчики злые, как черти, что не могут
догнать. А хотят. Очень хотят.
И рассказал о случае с Коханом.
Патрулируя в зоне, Тимофей увидел проходящий над ним бомбовоз. На фоне
неба был заметен его силуэт, особенно хорошо - выхлопные огни. Сблизившись
метров на триста, летчик открыл огонь. Трудно сказать, попал или нет, но
немец перевел машину в пике и понесся, пытаясь скрыться на фоне земли. Но
Кохан держался ниже и все время наблюдал за ним. Так они пронеслись над
Истрой, развернулись на Клин, опять развернулись. Не отрывая взгляда от
фашиста, Кохан мельком увидел Сенежское озеро, потом, глянув на компас,
прикинул, что где-то по курсу - Волоколамск. "Тем лучше, - подумал он, -
ближе к дому. Собью и сразу пойду на посадку".
Приблизиться на дальность хорошего, точного залпа он просто не мог, не
хватало мощности мотора, а понапрасну огонь не вел, не хотел себя
демаскировать. Он считал, что немец его не видит, а носится просто на всякий
случай, чтобы уйти от погони, если она еще существует. И ждал, когда он