"Унтер-офицер Штукатуров. Дневник Штукатурова " - читать интересную книгу автора

служил один без дьякона. Он заикался, но хор пел хорошо, хотя по числу
певших было немного. Я с благоговением отстоял всю литургию и молебен.
В час дня мы тронулись со ст. Никитинка. День был очень жаркий, а
потому я снял сапоги и гимнастерку. На ближайшей станции купил газету:
"Южный Край", из которой узнал, что немцы на Варшавском фронте перешли в
наступление и продвинулись в районе Царева. Это как-то встревожило мою душу.
Ночью часто приходилось просыпаться от качки и толчков. Или вагон
расшатался, или дорога неровная, но качало ужасно. Около 12 часов дня
приехали на станцию Полтава. Народу было очень много, купить ничего не
удалось, тесно было вокруг лавок с с'естным. Затем наши вагоны отодвинули
очень далеко от станции. Я отошел и купил 1 фунт ситного хлеба и 6 огурцов.
Часа в два тронулись дальше.
Город Полтаву осмотреть не удалось. По сторонам дороги расстилались
необозримые поля, засеянные различными хлебами, которые повсюду убирали.
Много виднелось косилок и жней. Деревни, сравнительно с внутренними
губерниями, встречались значитедьно реже. Когда стало темнеть, я улегся
спать. Сильно трясло, часто просыпался. Сегодня выпросил газету у одного
господина. В газете ничего особенного не было.
7 июля.
Когда проснулся, солнце было уже высоко. На первой станции умылся, взял
булку и поел. Часа в два дня приехали на станцию Киев. В это время
разразилась сильная гроза и ливень. Со станции нас повели в штаб Киевского
Военного Округа, откуда направили к этапному коменданту. Шли толпой без
всякого порядка, да и трудно было бы установить порядок, так как люди были
различных частей и многие не совсем вылечившиеся. Таким образом, часа три мы
ходили по улицам, но пришли опять к станции, откуда вышли: там помещалось
управление коменданта. Около здания коменданта на панели лежало много
народу. Мы вошли во двор. Двор тоже был полон солдат, которые, несмотря на
грязь, лежали или сидели. Я сел на сложенных кирпичах. Старшие команд со
списками куда-то пропали и продолжали там что-то ждать. Надвигалась гроза, и
многие не выдержав, начали вслух сыпать проклятия и распорядителям, и войне,
и всем, и вся.
На самом деле темнело, а мы находились под открытым небом, а под ногами
лужи и грязь. Со стороны начальства как-будто никакого сострадания. Люди,
все так уже много страдавшие и опять же идущие на страдание, принуждены
стоять на дожде и в грязи только потому, что кто-то не хочет отдать
приказания. Когда уже стемнело, нас какой-то подпрапорщик местной команды
выстроил по-два и стал пропускать в ворота.
Наконец-то, подумал я, мы отдохнем, но надежды оправдались только
отчасти. Подпрапорщик, отсчитав известное число людей, затворил дверь, и
сказав, что места больше нет, ушел. В числе непопавших был и я. Мы с одним
товарищем начали обдумывать, что предпринять. На дворе ложиться было негде,
потому что на мало-мальски сухом месте уже спали, а сидя спать не хотелось.
Я предложил товарищу идти в казарму и там, в корридоре, у порога на
полу, где-нибудь лечь спат. Товарищ согласился и мы пошли, но у здания
казармы нам встретился солдат и сказал, что на чердаке много места: мы пошли
туда. Действительно, места свободного было много, и мы улеглись.
8 июля.
Проснулся около 6 часов, умылся, а затем сходил в лавочку, купил
огурцов и поел. Часов в 10 нас потребовали записывать вещи, кому что нужно.