"Василий Шукшин. Постскриптум" - читать интересную книгу автора

вот так бы все время жить, можно бы сто лет прожить, и ни одна хворь тебя
бы не коснулась, потому что все продумано. Вот сейчас, когда я пишу это
письмо, за окном прошли морячки строем. Вообще движение колоссальное.
Но что здесь поражает, так это вестибюль. У меня тут был один
неприятный случай. Подошел я к сувенирам - лежит громадная зажигалка.
Цена - 14 рублей. Ну, думаю, разорюсь - куплю. Как память о нашем
пребывании. Дайте, говорю, посмотреть. А стоит девчушка молодая... И вот
она увивается перед иностранцами - и так, и этак. Уж она и улыбается-то,
она и показывает-то им все, и в глаза-то им заглядывает. Просто глядеть
стыдно, Я говорю: дайте зажигалку посмотреть. Она на меня: ЕЫ же видите, я
занята! Да с такой злостью, куда и улыбка девалась. Ну, я стою. А она опять
к иностранцам, и опять на глазах меняется человек. Я и говорю ей: что ж ты
уж так угодничаешь-то? Прямо на колени готова стать. Ну, меня отвели в
сторонку, посмотрели документы... Нельзя, мол, так говорить. Мы, мол, все
понимаем, но тем не менее должны проявлять вежливость. Да уж какая тут,
говорю, вежливость: готова на четвереньки стать перед ними. Я их тоже
уважаю, но у меня есть своя гордость, и мне за нее неловко. Ограничились
одним разговором, никаких оргвыводов не стали делать. Я здесь не выпиваю,
иногда только пива с Иваном выпьем, и все. Мы же понимаем, что на нас тоже
смотрят. Дураков же не повезут за пять тысяч километров знакомить с
памятниками архитектуры и вообще отдохнуть.
Смотрели мы тут одну крепость. Там раньше сидели веки. Нас всех очень
удивило, как у них там чистенько было, опрятно. А сроки были большие. Мы
обратились к экскурсоводу: как же так, мол? Он объяснил, что, во-первых,
это сейчас так чистенько, потому что стал музей, во-вторых, гораздо больше
издевательства, когда чистенько и опрятно: сидели здесь в основном по
политическим статьям, поэтому чистота как раз угнетала, а не радовала.
Чистота и тишина. Между прочим, знаешь, как раньше пытали? Привяжут
человека к столбу, выбреют макушку и капают на эту плешину по капле
холодной воды - никто почесть не выдерживал. Вот додумались! Мы тоже
удивлялись, а некоторые совсем не верили. Иван Девятов наотрез отказался
верить. Мне, говорит, хоть ее ведрами лей... Экскурсовод только посмеялся,
Вообще время проводим очень хорошо. Погода, правда, неважная, но тепло.
Обращают на себя внимание многочисленные столовые и кафе, я уж не заикаюсь
про рестораны. Этот вопрос здесь продуман. Были также с Иваном на базаре -
ничего особенного: картошка, капуста и вся прочая дребедень. Но в
магазинах - чего только нет! Жалюзей, правда, нет. Но вообще город куда
ближе к коммунизму, чем деревня-матушка. Были бы только деньги. В следующем
письме опишу наше посещение драм-театра. Колоссально! Показывали москвичи
одну пьесу... Ох, одна артистка выдавала! Голосок у ней все как вроде
ломается, вроде она плачет, а - смех. Со мной сидел один какой-то шкелет -
морщился: пошлятина, говорит, и манерность. А мы с Иваном до слез хохотали,
хотя история сама по себе грустная. Я потом расскажу при встрече. Ты не
подумай там чего-нибудь такого - это же искусство. Но мне лично эта
пошлятина, как выразился шкелет, очень понравилась. Я к тому, что не
обязательно - женщина. Мне также очень понравился один артист, который,
говорят, живет в этом городе. Ты его, может, тоже видала в кино: говорит
быстро-быстро, легко, как семечки лускает. Маленько смахивает на бабу -
голоском и манерами. Наверно, пляшет здорово, собака! Ну, до свиданья!
Остаюсь жив-здоров.