"Василий Шукшин. Там, вдали..." - читать интересную книгу автора

- Коперника, - первое, что пришло в голову, сказал Юрий; он никогда так
не думал: кого именно больше всех.
- А я - Циолковского. Я видела в Калуге его домик... Здорово это -
почти всю жизнь прожить непризнанным. Только под конец, когда уже ничего не
нужно... А?
- Это - подвижники, - согласился Юрий. Его тоже постепенно захватывало
чувство, какое владело сейчас Ольгой; она умела заражать. - Это - чисто
российское явление.
- Вот именно! А еще в доме должна быть мастерская...
- Какая мастерская?
- Столярная и слесарная. Много-много всяческих инструментов! Столы мы
себе сами сделаем... - Ольга резко качнула головой, стряхивая каплю воды,
наползавшую со лба на глаз. Пристально посмотрела на Юрия, так, что тому не
по себе как-то стало. Легла на спину и опять закрыла лицо руками. И
замолчала.

Четыре дня не было Петра Ивлева. Все эти четыре дня Ольга уходила
вечером из дома и возвращалась глубокой ночью.
Фонякин зачуял что-то недоброе. Попробовал было поговорить с женой, та
отмахнулась.
- В клуб ходит, куда еще.
- Каждый вечер-то?
- А чего тут такого? Что она, старуха, что ли?
- Она мужняя жена - вот что тут такого! - рассердился Фонякин. - Нет
мужа дома - нечего одной по ночам шляться.
Жена нехорошо покривилась.
- Муж...
- А кто же он ей?
- Не пара - вот кто! - выпалила жена. - Вывезла! .. Таких-то у нас
своих хоть отбавляй.
- Во-он ты как, - Фонякин понял, что жена, если что и знает, не скажет:
зять был ей не по душе.
И запала ему в голову неспокойная дума.
"Против Петьки что-то замышляют, не иначе".
Один раз застал мать и дочь, о чем-то оживленно беседующих. При его
появлении обе враз смолкли. Ольга ушла в свою комнату.
- Чего затеваете? - прямо спросил Фонякин.
Жена притворно всполошилась:
- Ты что?! Чего затеваем? Господи-батюшка! .. Скажет тоже.
- Смотри, - пригрозил Фонякин. - Я вам парня в обиду не дам. Поняла?
А на пятый день ему принесли в кабинет письмо. Ему лично.
"Уважаемый т. Фонякин!
Мы вас на самом деле уважаем, вы тут ни при чем. Но уймите как-нибудь
свою кобылу-дочь. Это же стыд зольный! Ведь он, как ни говорите, учитель,
наших детей учит. И она, мы слышали, тоже учительствовать собирается. Какой
же они пример..."
Фонякин не дочитал письмо; у него в кабинете было много народу. Сидел,
как помоями облитый, боялся посмотреть в глаза людям.
"Вот оно! .. Начинается", - думал.
Крепился, сколько мог, потом не выдержал, сказал: