"Василий Шукшин. Шире шаг, Маэстро!" - читать интересную книгу автора

покати. Тоже мне, понимаешь...
- Как же быть? - спросил Солодовников.
- Не знаю, не знаю, дорогой товарищ. У меня железо приготовлено для
колхоза "Заря", они приедут за ним.- Морозов простуженно, со свистом
покашлял в кулак... И опять глянул на врача.- Простыл, к черту,-
доверительно, совсем не сердито сказал он.- Крутишься день-деньской на
улице... Впору к вам ехать - лечиться. Только теперь сообразил
Солодовников, что Морозов хочет опохмелиться,
- Нет железа?
- Есть. Для других. Для вас - нету.
- А телефон тут есть где-нибудь?
- Зачем?
- Я позвоню директору. Что это такое, в конце концов: я бросил больных,
еду сюда, а тут стоит... некий субъект и корчит из себя черт знает что! Где
телефон?
Морозов вынул руки из карманов, нехорошо сузил глаза на врача-молокососа:
- А полегче, например,- это как, можно? Без гонора. Мм?
- Где телефон?! - крикнул Солодовников, сам удивляясь своей
нахрапистости.- Я вам покажу гонор. И кое-что еще! Мы найдем железо... Я
сейчас не директору, а в райком буду звонить. Где телефон?
Морозов пошел под навес, сдернул со штабеля толь - там было листовое
железо.
- Отсчитывайте пятнадцать листов,- спокойно сказал Морозов,- а мне,
пожалуйста, сообщите вашу фамилию.
- Солодовников Георгий Николаевич.
Морозов записал.
- За субъекта... как вы выразились, придется ответить.
- Отвечу,
- Если всякие молокососы будут приезжать и обзываться...
- За молокососа тоже придется ответить. Вы на что намекаете? Что у нас
молокососам жизни человеческие доверяют?
- Ничего, ничего,- сказал Морозов. Но такой поворот дела его явно не
устраивал. Солодовников подъехал с санями к штабелю и стал кидать листы в
сани. Морозов стоял рядом, считал.
- Привет тете,- сказал Солодовников, отсчитав пятнадцать листов. И
поехал. Морозов закрывал штабель. На Солодовникова не оглянулся,
Солодовников поехал с хорошим настроением... Только опять было неудобно в
санях. Теперь еще железо мешало. Он пристроился сидеть на отводине саней,
на железе - совсем холодно.
Дорога, когда поехал обратно, вовсе раскисла, и лошадь всерьез
напрягалась, волоча тяжелые сани по чавкающей мешанине из снега, земли и
камней,
"Вот так и надо! - удовлетворенно думал Солодовников. - В дальнейшем
будет только так". Неприятно кольнуло воспоминание о мужике с колышком, но
он постарался больше не думать об этом.
Но - то ли сани очень уж медленно волоклись, то ли малость сегодняшних
дел и каких-то глупых стычек - радость и удовлетворение почему-то оставили
Солодовникова. Стал безразличен хороший солнечный день, даль неоглядная,
где распахнулась во всю красу мокрая весна,- стали безразличны все эти
запахи, звуки, пятна... Ну, весна, ну, что же теперь - козлом, что ли,