"Станислав Шуляк. Лука" - читать интересную книгу автора

ним тогда никто не стал бы смеяться, пускай бы даже при самой лучшей
снисходительности народной, и от долгих размышлений Лука, как это у него
всегда бывало, только укрепился в своих сомнениях, решил, что ни за что не
пойдет в Академию. И наверное, Лука бы и точно не пошел в Академию, но
утром, читая газеты, он вдруг с удивлением обнаружил во всех газетах
известие о смерти Декана и о назначении его, Луки, на новую освободившуюся
должность, и понял тогда, что теперь он - неважно, хочет или не хочет, - уже
не может не пойти, потому что это еще будет хуже.
Когда нисколько не остается выхода, так незачем и отчаиваться, но
оказалось, что и в Академии были уже известны оба эти события - и смерть
Декана, и новое назначение, и, идя по Академическим коридорам впервые на
свое высокопоставленное рабочее место, Лука уже угадывал вокруг себя и
удивленный, завистливый шепот, и откровенное заискивание, и простодушное
поздравительное роптание. Тогда же Лука получил несколько письменных доносов
на студентов и на штатных работников Академии, получил он и от Марка доносы
на его друзей Ивана и Феоктиста, и даже на самого Луку (написанный по
ошибке); Деканова секретарша решила, что со сменой руководства ей теперь
вовсе необязательно будет разбирать Академический архив, чего ей делать явно
не хотелось, но Лука, долго предварительно промявшись и изведя себя
сомнениями, говорил девушке, что он не хотел бы, видите ли, прослыть этакой
новой метлой, которая метет по-новому только потому, что она сама новая, что
он не хотел бы нисколько менять курс прежнего руководства, хотя он, конечно
же, никакой не консерватор, но все же не совсем понимает какие бы то ни было
преобразования без достаточно ощутимых и весомых причин, и что поэтому -
дойдя до главного, вовсе уж замямлил Лука - хорошо бы, если бы она хоть
иногда все же занималась архивом, хотя бы это в виде особенного, личного
одолжения Луке. Девушка вроде соглашалась, хотя Луке и казалось, что она над
ним смеется в душе, но, когда он укрылся в своем кабинете, через минуту за
ним следом вбежала Деканова секретарша, едва не в слезах (хотя, пожалуй, и
не без некоторого трудноуловимого рассчитанного женского торжества), с
грязными руками и с целой охапкой самолетиков под мышкой, и крикнула с
порога, что, если Лука нагло вздумал ее домогаться, так пусть лучше прямо
скажет об этом, а не сочиняет свои бессовестные отговорки, и решительно
швырнула все самолетики на пол в кабинете. Лука, подумавши (и растерявшись
тоже, разумеется, как всегда), говорил девушке, что она, пожалуй, может и не
заниматься архивом, ничего в этом не будет страшного. И в этом-то и будет,
думал про себя Лука, тот самый плюрализм, которого мне советовал
придерживаться покойный Декан.
А вечером, когда у Луки уже от усталости слипались веки, к нему на
прием неожиданно прорвался тощенький человечек, которого Лука почему-то
поначалу принял за своего соседа-моряка, хотя это точно был не сосед и даже
нисколько не был похож на соседа. Причем, оказалось, что того тощенького
человечка хорошо знала Деканова секретарша, и долго не хотела пускать его к
Луке, с самого утра, но тому как-то удалось обмануть девушку и хитростью
проникнуть в Деканов кабинет. Лука спрашивал человечка, чего он хочет, но
тот не отвечал Луке, и все воровато шнырял глазами по стенам, а когда Лука
на минуту отвернулся, то даже стащил небольшой Деканов портретик со стены.
Потом человечек говорил, что хочет, чтобы Лука разрешил ему открыть
массажный салон в Академии и что присмотрел для массажного салона пустующее
помещение возле физического кабинета, обещал, что на свои средства оборудует