"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

- Бомбежка немцев под Вильно.
- За днепровскую переправу. Он ее тогда по частям в Черное море
сплавил.
И летчики стали вспоминать... На боевом счету Аркадия было уже свыше
пятидесяти вылетов. Его бомбардировщик громил живую силу и технику немцев
под Вильно, Ригой и Смоленском, нанес один из первых бомбовых ударов по
танкам Гудериана. О неуязвимом русском асе, который налетает внезапно и бьет
наверняка, знали многие воинские части фашистов. "Голубая двадцатка"
досаждала им так, что гитлеровские пропагандисты выпустили даже специальную
листовку. В ней говорилось: "...Тому, кто собьет в воздухе или уничтожит на
земле дальний бомбардировщик русских, обозначенный голубой цифрой "20",
будет вручен Железный крест и предоставлен месячный отпуск".


2. "ГОЛУБАЯ ДВАДЦАТКА"

По равнинам буйствовала поземка. Серебристый снег дымно струился по-над
колючей стерней и жухлыми травами, заполняя рытвины и выбоины, лощины и
овраги, до блеска надраивая ледяные зеркала рек и озер, отороченных
промерзшим до корней ивняком. Красные прутья, словно скрюченные от стужи
пальцы, судорожно и неловко царапали голубоватый лед, как бы стараясь
подгрести поближе оставшиеся на нем крохи снега и укрыться в них с головой.
Так было на земле. А на высоте, за пухлой толщей облаков, из края в
край раскинулась спокойная и величественная пустыня неба. В необозримом
темно-фиолетовом пространстве, заполнившем бесконечность, сигнальными
прожекторами далеких и пока еще неведомых аэродромов мерцали звезды.
"Голубая двадцатка" шла к цели. Над машиной - только звезды. Под
машиной - только облака. В лунном сиянии они были похожи на покрытую свежим
снегом всхолмленную степь, по которой скользила сейчас крылатая тень
бомбардировщика.
С приборной доски смотрели фосфоресцирующие циферблаты приборов,
трепетали их светящиеся стрелки. В кабину снаружи проникал уверенный и
могучий гул моторов. А так как Аркадий все еще находился под впечатлением
разговора с командиром полка, не без волнения посылавшего "голубую
двадцатку" на задание, то в гуле моторов Аркадию явственно слышались
напутственные слова: "Мост нам, в общем и целом, мешает, очень мешает.
Фронту мешает. Дело серьезное, опасное, но... Ударь ты по нему
по-ковязински. Успеха вам. Не удачи, заметь, а полновесного боевого успеха.
Ты понимаешь, лейтенант? Я не противник удач, нет! Но удача, в общем и
целом, - явление временное, преходящее. Пусть надеются на нее картежники,
игроки. А мы разве игроки? Понимаешь, лейтенант? Я сторонник постоянных
боевых успехов, по-сто-янных!" Аркадий окинул взглядом горизонт и обернулся
к штурману. Колтышев сказал, не отрываясь от карты:
- Из минуты в минуту идем, - отложил штурманскую линейку и откинулся на
спинку сиденья. - Остальное тоже в норме: высота - пять тысяч метров,
скорость - заданная, видимость - по прейскуранту. Должна Рига появиться
вот-вот. Рига! Хм-мм. Не могу я, Аркаша, привыкнуть к такой вот кочевой
жизни. И не просто кочевой, а прямо-таки летучей... Гляжу на карту, знаю,
что находимся над Латвией, а вижу конференц-зал. Вижу Новикова, Сумцова,
Сбоева, Колебанова... Не верится, что остались они где-то там - уже за сотни