"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

километров. Чудеса в решете! Сказка!
- Сказка, говоришь? Пожалуй. Но сказка - это хорошо. Знаешь, как я в
авиацию попал?
Штурман удивленно посмотрел на Аркадия, на его фигуру, словно влитую в
пилотское кресло, на неподвижную ладонь, покоящуюся на штурвале, и, пожав
плечами, ответил тоном человека, принужденного излагать известные всем
истины:
- Ну, подал заявление, ну, прошел медицинскую и мандатную комиссии, ну,
приехал в училище и так далее...
- "И так далее" было потом, - раздумчиво произнес Аркадий, не отрывая
взгляда от приборной доски. - А изначала была у нас в деревне ячейка
комсомольская из трех человек. Солидная по тем временам сельская ячейка.
Павел Кочнев секретарил, а мы с Григорием Луневым в рядовых бегали. Работы -
выше головы. С утра и до позднего вечера кочевали мы по митингам, сходкам,
ревсобраниям. С кулачьем цапались, о текущем моменте мужикам докладывали.
Всю округу втроем обслуживали, поспевали. Мужики привыкли. Чуть что: "Даешь
сюда комсомолию!" Ох и навострились мы выступать! Охрипнешь, обезножишь,
бывало, а Пашка все активности требует, на политическую сознательность бьет.
Носишься таким макаром по деревне и думаешь про себя: "Сбегу от Пашки.
Сбегу. Заберусь тишком на сеновал, зароюсь в сено поглубже, чтобы не враз
отыскал, и оторву минуток шестьсот без всяких сновидений". Но Пашка ухо
держал востро. Ночью бредем по улице. После всех дел праведных ноги будто
ватные. Самое время спать: деревня давно ко сну отошла, тихо вокруг, темно.
А Пашка предлагает: "Забежим, ребята, к бабке Аграфене сказки послушать?
Гляньте, огонек в окошке-то". И шли мы, Коля, к бабке Агра-фене сказки
слушать. И смех и грех! Бывает же, а? Великовозрастные лбы и - сказки. А мы
увлекались: ночи напролет слушали. Пашка любил такие, в которых беднота над
богатеями верх держала. Называл он их революционными. Гришке - хоть про что,
лишь бы поинтересней. Мне пришлась по сердцу сказка про серебряное блюдечко
и золотое яблочко. Помнишь такую? Катится волшебное яблочко по волшебному
блюдечку, и появляются на яблочке диковинные страны, неведомые города...
Хотелось очень на страны и города из этой сказки собственными глазами
посмотреть. Года через два комсомол направил в фабзауч - на сталеваров
учиться. Толковая профессия - сталевар! Наипервейшая у нас на Урале. Стали
осваивать мы дело, а тут призыв: "Комсомолец - на самолет!" Ну, решил, вот
оно - золотое яблочко! - Аркадий помолчал, улыбаясь почему-то. -
Представляешь, Коля, как сказки душу баламутят?..
- На ковер-самолет попасть захотелось? - спросил Николай и
воспламенился, удивленный силой внезапно пришедшего на ум сравнения. - Так
мы же и летим на ковре-самолете! Да-а-а... Сани-самоходы бензин подвозят! Не
бензин, а живую воду.
В шлемофонах командира и штурмана одновременно послышался сухой
короткий щелчок: в общую радиосеть включился Михаил Коломиец.
В полку любили молодого вихрастого паренька - стрелка-радиста с
"голубой двадцатки". Мастер на все руки, он мог починить рацию с закрытыми
глазами, проворно работая тонкими и чуткими, как у пианиста, пальцами,
разобрать и исправить любое оружие, знал толк и в моторах, потому что со
временен намеревался пересесть за штурвал самолета. Натура у Михаила была к
тому же еще лирической, песенной. И радость, и горе, и раздумья, и тоска -
все выражалось песнями - его вторым "я". Он ухитрялся напевать даже в бою,